27

— Ого, смотри, приятель! Вот эта шлюха работает в подростковом центре.

— Слушай, не говори о ней так. Она нормальная тетка. Мой брат, он страшно ширялся. Сидел на игле. Так вот, он провел в центре месяц. И полностью слез с каликов, ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Этот ниггер уверяет, что она шлюха. Вы все считаете, что подростковый центр — клевое место, но только там происходит всякое дерьмо. Что ты мне все время рот затыкаешь?

— Ничего я тебе не затыкаю. Я только сказал, что она не шлюха. Она порядочная тетка и заботится о других, вот что я сказал.

Кэрол Вайандотт сидела на вонючих сваях, пропитанных креозотом, на набережной мутного Гудзона, и слушала разговор парней, проходивших мимо. Они направлялись на юг. Куда именно? Определить это было невозможно. Быть может, в порт, где они работают операторами погрузчиков. А может быть, снимать независимый фильм, подобно Джону Синглетону[81] или молодому Спайку Ли.[82] Или обирать зазевавшихся туристов на Таймс-сквер.

Услышав этот обмен репликами, Кэрол подумала то же самое, что недавно говорила Джону Пеллэму: «О, он употребляет слово „шлюха“ совсем не в этом смысле.»

Однако парень, судя по всему, имел в виду именно это.

В любом случае, кто она такая, чтобы возмущаться? Кэрол уже приходилось ошибаться относительно людей, в чью жизнь она вклинивалась.

Кэрол Вайандотт сидела на причале под палящим солнцем и смотрела на корабли, которые поднимались и спускались по Гудзону. Буксиры, несколько прогулочных судов, яхта. Мимо медленно проплыл круизный лайнер вездесущей компании «Серкл лайн», раскрашенный в цвета итальянского государственного флага. Туристы толпились на палубе, жадно любуясь красотами пейзажа; впрочем, путешествие только началось. Интересно, много ли энтузиазма останется у них через три часа, когда они проголодаются и изжарятся на солнце?

Сегодня во внешности Кэрол Вайандотт было одно существенное отличие. Она закатала рукава майки, обнажив довольно мясистые руки. Кэрол не могла припомнить, когда в последний раз показывалась на людях с открытыми руками. Бледная кожа уже успела покрыться легким румянцем загара. Перевернув правую руку, Кэрол уставилась на жуткое сплетение шрамов. Рассеянно почесав эту изуродованную часть тела, она уткнулась лицом в согнутую в локте руку, обильно смачивая кожу слезами.

Где-то поблизости хлопнула дверь машины. Одержимая навязчивой мыслью, Кэрол успела досчитать до пятидесяти, когда наконец послышался шорох шагов по траве. Остановившись, она продолжила счет. Когда она дошла до семидесяти восьми, послышался голос. Разумеется, он принадлежал Джону Пеллэму: