— Дуа-и-нак нетйер сени-и, — произнес Имти, спустившись по песчаному склону и положив руку на влажное от крови плечо палача. «Спасибо, брат мой». Помолчав, он продолжил: — Выпьешь шепен?

Мясник тряхнул головой и передал ему нож, затем постучал двумя пальцами по шее, поясняя Имти, где резать, после чего опустился на колени. Клинок оказался тяжелее, чем ожидал провидец, и громоздче, поэтому пришлось напрячь все силы, чтобы поднести нож к горлу мясника и заставить врезаться в плоть. Имти с нажимом полоснул. В песок дугой ударила струя пенной крови.

— Великий Рада отверзнет небесный свод для тебя, — выдохнул он, укладывая тело мясника. — Ступай же с ним и живи вовеки.

Жрец придал покойному погребальную позу, поцеловал его в лоб и с ножом в руках побрел обратно к вершине дюны, почти по колено увязая в песке.

Солнце касалось горизонта лишь краем, самым дном сияющего диска, но даже в ранний час воздух дрожал от накала его лучей. Имти смотрел на эту прозрачную зыбь и щурился, словно вычислял, скоро ли светило взойдет полностью. Потом он повернулся на запад, к утесу-серпу и темной гряде скал. Прошла минута, другая, третья… Жрец вдруг воздел руки и произнес:

Сказав так, Имти опять повернулся к солнцу и отбросил с головы леопардовое покрывало. Затем он поднял тяжелый нож и полоснул по обоим запястьям, рассекая плоть до костей.

Провидец был стар — шестидесяти с лишним лет, и его сила быстро иссякла, глаза потускнели, а в голове начали тесниться образы пережитого. Ему явились девушка с зелеными глазами (как он любил ее когда-то!), родная деревня, потом Иуну и старое кресло в Башне Сешат, где он некогда сиживал ночами, наблюдая движение звезд, гробница в Усыпальнице Пророков, где ему никогда не лежать… записи об этой тайной миссии, оставленные там перед походом, чтобы его имя впредь сохранилось в веках.

Воспоминания кружили у него в голове, сплетаясь и распадаясь снова, крошась, как стеклянные осколки. Они мельчали и таяли до тех пор, пока не исчезли. Остались только пустыня и солнце, да еще тихое биение крыльев.

Поначалу Имти решил, что на его тело уже слетаются грифы, но звук был слишком слабым для крыльев падальщика. Старик осоловело повернул голову и — невероятно! — увидел на верхушке дюны желтогрудую пичугу, трясогузку. Та смотрела на него, склонив набок головку. Что она делала посреди пустыни, Имти не знал, но, несмотря на слабость, улыбнулся, ибо разве не в виде трясогузки явилась миру великая птица Бену, возвещая зарю творения с вершины могучего камня Бен-бена? Чем не подтверждение тому, что боги благословили их поход?