За все это время она лишь раз увиделась с Ури. Трогательной кульминацией той пресс-конференции стали сердечные объятия между ним и Мустафой, сопровождавшиеся вспышками десятков фотокамер и громовой овацией журналистов. Поздно вечером они встретились в ночном клубе «С кем бы побегать», где им открылась тайна виртуального Женевского озера.

— Мы тут по-прежнему самые старые… — с улыбкой проговорила Мэгги, наткнувшись при входе на обкуренного мажора в рваных джинсах и с «ирокезом» на голове.

Они обменялись впечатлениями от пресс-конференции и справились о ближайших планах друг друга. Ури сказал, что ему необходимо разобраться с родительским имуществом.

— Твой отец все-таки здорово удивил тебя, не так ли?

— Знаешь… Весь мир будто свихнулся из-за этой таблички. Отец все очень четко предвидел. И больше всего меня поражает тот факт, что он, правый радикал, прочитал текст завещания и не уничтожил его, а позаботился о том, чтобы мир узнал о нем.

— В конце концов, он был в первую очередь ученым.

— Да, но не только поэтому он так поступил. Помнишь, он все говорил о том, что эта табличка «способна изменить все, весь наш мир»? Так вот, Мэгги, я думаю, табличка начала свое триумфальное шествие по современной жизни с того, что изменила моего отца.

Чуть позже Мэгги аккуратно перевела разговор на Брюса Миллера и рассказала обо всем. Расчет Миллера строился на том, что Мэгги вступит с Ури в близкие отношения и тот приведет их всех к табличке. Фактически она выполнила роль «сексуальной приманки», и она до сих пор не могла примириться с этой мыслью — настолько она была унизительна.

Ури внимательно выслушал ее, а потом заметил:

— Но ты же не подозревала о той роли, которую для тебя приготовили. А значит, твоей вины ни в чем нет. И тем самым они не тебя, а себя самих обманули. Кстати, не будем забывать, что это ведь не ты на меня полезла, а я на тебя… — Он улыбнулся. — И наконец: «приманок» в мире много, а ты одна-единственная.

Они обнялись и долго не размыкали объятий, а потом, смущаясь как подростки, обменялись электронными адресами. О почтовых речи не шло, так как никто из них не знал, где окажется через неделю. А когда Мэгги стала прощаться, он приложил палец к ее губам:

— Скажи просто: «Л'хитраот», то есть «До свидания». Я уверен, что мы еще увидимся. Мы просто обязаны увидеться.

И Мэгги была с ним согласна.

…Старинные часы пробили десять, и она, вздрогнув, глянула на это монументальное произведение искусства, без сомнения относившееся к тем временам, когда в этом доме хозяйничали англичане, а Британская империя правила Палестиной. В следующее мгновение до Мэгги донесся шум подъезжающих кортежей.