— Продать?

— Я…

— Кому?

— Не знаю. — Гостья снова готова была расплакаться, но Тобела не знал, какое чувство владеет Моникой сильнее — жалость к отцу или ужас по поводу того, что совершил Джонни Клейнтьес.

— Почему?

— Почему он пытался продать сведения? Не знаю.

Тобела удивленно поднял брови.

— Как только он закончил свою часть работы, его выгнали. Точнее, настоятельно посоветовали выйти в отставку. По-моему, он не хотел становиться пенсионером. Не был готов.

Тобела покачал головой. Наверное, дело не только в пенсии.

— Мистер Мпайипели, не знаю, зачем он так поступил. С тех пор как моя мать умерла… да, мы живем в одном доме с отцом, но у меня своя жизнь. По-моему, ему стало одиноко. Не знаю, что творится в голове старика, когда он весь день сидит дома и читает «белые» газеты. Он сыграл важную роль в борьбе с режимом апартеида, а после победы его отправили в отставку. В свое время он был крупной фигурой. В Европе его уважали. Он был важной персоной, а сейчас стал никем. Может быть, ему хотелось еще хотя бы раз почувствовать себя игроком. Я сознавала, как ему горько. И как он устал. Но я не думала… Может быть… он просто хотел привлечь к себе внимание? Не знаю. Просто не знаю.

— Он говорил, что именно огорчило его в тех сведениях, которые он обрабатывал?

Моника заерзала в кресле; глаза скользнули в сторону.

— Нет. Иногда он замечал, что там содержатся ужасные вещи…

— А конкретнее?

Она посмотрела на него.

— Так что же? — спросил Тобела.

— Мне позвонили. Сказали, что из Лусаки. У них есть какие-то жесткие диски, но это не то, что им нужно. Мне велели взять еще один диск из отцовского сейфа.

Тобела посмотрел ей в глаза. Вот оно!

— За семьдесят два часа я должна доставить диск в Лусаку. Если не успею, они убьют отца.

— Не очень-то они щедры.