Демин вернулся в больничный корпус, поднял халат и шапочку, внимательно их осмотрел. Карманы были пусты, на шапочке тоже не осталось никаких следов. Правда, присмотревшись, он увидел длинный, слегка вьющийся волос.

— Значит, кое-что он все-таки оставил? — спросил подошедший оперативник.

— Самое интересное то, что на халате нет больничного штампа,— заметил Демин.— Подозреваю, что он здесь и переоделся.

— Но как он узнал, где лежат пострадавшие на пожаре?

— О, нет ничего проще! Об этом вся больница знает Подойди к любому и спроси.

— И подойду! — оперативник решительно направился к группе мужчин. Демин увидел, как больные начали наперебой что-то говорить, показывая на окна, перебивая друг друга.— Они все знают. Знают, что женщина умерла, что в палате осталось двое,— сказал оперативник, вернувшись.— Думаешь, мне еще стоит здесь оставаться?

— Даже не знаю… Этот тип так торопился, что в панике бросил свой халат и шапочку. И тут же направился в сторону трамвайной остановки. Представляю, как он рванул там, за воротами! Но, знаешь, оставайся. Вдруг опять решится… Правда, для этого надо быть немного дураком, немного психом, но, может быть, он такой и есть… Оставайся, Илюша. Он в отчаянном положении. Как только они заговорят, ему крышка,— Демин аккуратно свернул халат, засунул в глубь свертка шапочку с длинным волосом.— Все-таки вещдок. Авось эксперты что-нибудь дельное скажут.

7

7

Был уже вечер, и Демин не поехал в управление. Выйдя из метро на Кузнецком мосту, он медленно пошел среди торопящихся людей. Куда им торопиться? Домой. К друзьям. На соблазнительную встречу, застолье. «Странно,— подумал Демин,— столько сил люди вкладывают в самую никудышную пьянку, ради пустого и ненужного человека, ради каких-то забот, которые забудутся утром… Для близкого, родного не всегда находится время, а вот перед чужим, цену которому прекрасно знаем, выкладываемся полностью, до самозабвения, до смерти, если уж на то пошло… То ли скучны нам близкие люди и не о чем с ними говорить, все высказано и решено, а может, не чувствуем себя обязанными как-то величать их и чествовать… А не в том ли причина, что не можем мы с близкими вести себя свободно, боимся показаться хуже, чем мы есть на самом деле… Опять не то… Что-то происходит с сознанием нашим, варится какая-то каша, и мы не можем в ней разобраться…»

Демину не раз приходилось замечать, что люди будто боятся выглядеть слишком уж хорошими, положительными. И вот придумывают какую-нибудь порчу — то матерятся в самых неподходящих местах, то о себе же славу такую пустят, что впору за голову хвататься… И в этом уже готовы видеть некий вызов, протест, дескать, не все во мне человеческое погибло, не весь я внутри выжженный, я вон еще какой кандибобер могу выкинуть…