— Да?— Демин пристально посмотрел на Борисихина, помолчал.— Вы ее любите?

— Разумеется.

— И могли бы пойти на многое ради нее?

— Я и так пошел на многое.

— Например?

— Не надо… Если начну перечислять, получится, что жалею об этом.

— Почему вы решили искать жену у Жигунова?

— Потому что в других местах уже искал.

— Вам часто приходится этим заниматься?

— Приходится.

— У нее есть и другие компании?

— Как же я их всех ненавижу! — вдруг прошептал Борисихин, не сдерживаясь.— Ничего нет за душой, чужие самим себе, друг другу, чужие на этой земле… И вот собираются, судачат, выворачивают карманы, собирают мелочь на бутылку. Начинается разговор — где пили в прошлый раз, с кем, чем кончилось, как кто опохмелился… Потом припоминают, где, под какой подворотней, за каким мусорным ящиком спрятан стакан, где легче насобирать пустых бутылок, чтобы обменять их на одну полную… И годы идут, годы! Если эти разговоры записать на пленку и дать им прослушать, они не смогут определить — вчера ли об этом говорили или в прошлом году. Пустота! Причем злая пустота! Они бывают счастливы, когда к ним еще кто-то присоединяется, это убеждает их в какой-то правоте, в том, что живут правильно.

— Вывод? — спросил Демин.

— Уничтожать их надо! — убежденно выкрикнул Борисихин и ударил по столу сухим, побелевшим от напряжения кулаком.— Уничтожать! Всеми доступными способами. С самолетов опылять, бульдозерами давить…

— И жену?

— С ней можно повременить.

— Как и с каждым из них, наверно, а?

— Не знаю, не знаю,— Борисихин, пережив вспышку ненависти, сник, стал вроде даже меньше, слабее.

«Видимо, бывают у него такие вспышки»,— подумал Демин.

— Вот вы говорите, что она показалась вам искренней… Может быть, в этом и кроется ее слабость… Ныне откровенность многие считают слабостью. Знаете, она собиралась идти в художники… Глупые учителя поддерживали ее в этом, нахваливали, и постепенно у нее сложилось мнение, что она может быть только художником и никем другим. А когда поехала поступать и провалилась, это был не просто срыв на первых в жизни экзаменах, это было крушение всего на свете. Катастрофа. Ну что ж, другие могут спокойно жить дальше, даже с чувством освобожденности, потому что мечта тоже закабаляет, могут с легкостью необыкновенной идти в комбинат общественного питания, в бытовые услуги… Могут А Зина не смогла. Что делать — сломалась. Бывает. Но я твердо знаю — не будь этих алкашей, у Зины все было бы иначе. А они вроде даже выход ей предложили, утешение… Напейся с нами, и полегчает. Как же, полегчает Только и того, что забудешь обо всем на свете.