Слушаем, ждем.

– Я предлагаю выставить мудака на линейку. Посмотрим, опознает его этот свидетель или нет.

Ждем.

– Алиби нет, тачка засветилась в момент убийства, свидетель застукал его на месте нападения на Джоан Ричардс, группа крови – та же. Так как вы считаете?

Олдман:

– Мудаку пи…дец.

Великолепная семерка.

Мы стоим, выстроившись в линейку в зале, где проходят пресс-конференции, стулья сдвинуты у дальней стены, Эллис и я – по обеим сторонам от Фэйрклофа, плюс два парня из Отдела по борьбе с проституцией и пара гражданских – для ровного счета, по пятаку на нос.

Мы, полицейские, все похожи между собой.

Обоим гражданским – за сорок.

На Донни не похож никто.

И вот мы стоим, выстроившись в линейку: номер три, четыре и пять. Номер четыре трясется, воняет, от него несет СТРАХОМ, НЕНАВИСТЬЮ и ГРЯЗНЫМИ МЫСЛЯМИ.

– Это – не дело, – стонет он. – У меня должен быть адвокат.

– Но ведь ты ничего плохого не сделал, Донни, – говорит Эллис. – Ты же сам все время это твердишь.

– Нет, не сделал.

– Посмотрим, – говорю я. – Посмотрим, кто ничего плохого не сделал.

Радкин заглядывает в помещение:

– Тихо, девочки. Смотрим прямо перед собой. Он открывает дверь пошире – Олдман, Ноубл и