— В этом деле всплыли новые подробности, и я подумал, что вы сможете нам помочь.

— По-моему, я уже все рассказала.

У нее была безукоризненная речь и приятный звонкий голос.

— Нам придется снова все это обсудить.

Она грустно на меня посмотрела, но ничто в ее лице не дрогнуло.

Ничего не скажешь, миссис Уинслоу держалась отлично. И выглядела превосходно даже в столь ранний час, без косметики и в простом домашнем платье. Настоящая леди, которая, казалось, родилась и выросла в этом доме.

При всем при том — должно быть, из-за того, что я знал о ее похождениях, — в ней чувствовалось нечто такое, что не соответствовало имиджу добропорядочной дамы из общества, жены и матери.

Она отвернулась чтобы положить на поднос салфетки, сахар и сливки. В это время я не видел ее лица — только руки, которые, как ни странно, не демонстрировали ни малейших признаков дрожи.

Продолжая стоять ко мне спиной, она сказала:

— Несколько месяцев назад… в июле… Я смотрела по телевизору мемориальную службу… Трудно поверить, что с тех пор прошло пять лет.

— Трудно. — Я подул в кулак, чтобы определить свежесть своего дыхания, а потом опустил голову и незаметно понюхал воротничок рубашки.

Миссис Уинслоу повернулась и поставила на стол поднос, а я в это время привстал.

— Угощайтесь, прошу вас.

— Благодарю.

Мы оба уселись за стол, и я сказал:

— Я, видите ли, только что вернулся из Йемена. Так что у меня, возможно, несколько… гм… помятый вид.

Она заметила кровоподтек у меня на подбородке и спросила:

— Что вы там делали? Или вам нельзя об этом говорить?

— В Йемене я расследовал дело о взрыве эсминца «Коул».

Она опять кивнула.