Это была Кристина с дробовиком Билла в руках.

Упав на доски пристани, я увидел, как подалась назад, к берегу, Кэрол. Поначалу я подумал, что она смотрит на меня, но потом понял, что она уставилась на то, что несколько мгновений назад напугало Тайлера, на что-то, все еще находящееся за мной.

Я осторожно отцепил пальцы Тайлера от своей шеи и поставил его на ноги.

— Беги к мамочке, — сказал я.

Он смотрел на меня — он был слишком испуган. Я вспомнил, как нужно улыбаться маленьким.

— Ну, беги, — повторил я, переполняясь наконец любовью к нему. — Беги к ней. Скорее.

Он помедлил, сделал шажок назад, потом повернулся и побежал по пристани, как исчезающее воспоминание.

Когда он добрался до Кэрол, мимо них в мою сторону пошла Кристина. Выглядела она изможденной, и тут я понял — слишком поздно. Да, она была гораздо более худощавой и высокой, да, она красила волосы, чтобы скрыть рыжину, но она страшно напоминала мне Мэри. Еще я понял, что она смотрится такой же усталой, как хозяйка мотеля в день моего приезда.

— Не оглядывайтесь, — сказала Кристина, подходя ближе. — Пока еще нельзя.

Моя спина горела, а лицу было так холодно, что оно ничего не чувствовало. С другой стороны, появилось ощущение, что я нахожусь в нескольких дюймах от солнца.

Кристина остановилась, не дойдя пары футов. Она протянула руку и провела ногтем по всем царапинам, которые, как я начал чувствовать, загорались у меня на лице.

— Это максимум моих возможностей, — сказала она исполненным печали голосом. — Простите. Я с таким не сталкивалась.

Она пошла назад, и ее тоже, казалось, утягивало куда-то в сторону, в сон, которому я больше не принадлежал.

— Теперь можете смотреть, — разрешила она наконец.

Я повернулся.

Я почувствовал нечто, обитавшее здесь с давних пор. Это место было ему и телом, и домом. Нечто, присутствовавшее в каждом дереве, в ветре, в слякоти, звучало в каждом эхе, падало с каждой снежинкой, сообщало о любом законченном деле, о любой сокрытой тайне, о любом несовершенном поступке и слове, сказанном под этими небесами.

Я знал, что слышал его голос — в самое глухое время худших моих ночей он нашептывал мне на ухо. Я знал, что много лет назад он помогал моему пальцу нажимать на курок, двигал моим языком но вечерам, когда я говорил «да», хотя должен был сказать «нет»… А может, делая все это, я тем самым подпитывал его. Теперь он пах моей кровью, и я узнал этот запах. Я понял, что воспринимал его как запах только потому, что мои органы чувств не представляли, что делать с осознанием присутствия этого существа. Это было нечто, что нельзя увидеть или потрогать, невозможно ударить, победить или оттолкнуть. Поэтому я не пытался.