Он уставился на нее своими круглыми голубыми глазами, и она, почуяв, что синее ведерко у ее ног уже начинает пованивать, добавила:

— Не надо играть с этим! Гадость какая.

Голубоглазый молча посмотрел на краба, размазывая по губам подтаявшее мороженое. Он знал, что все мертвое — это гадость, но никак не мог отвести глаз от дохлого животного. Ее постепенно охватывало раздражение. Он ведь сам насобирал этих чертовых тварей! И что ей теперь с ними делать?

— Не надо было ловить их, если боялся, что они погибнут. Ну вот, теперь ты еще и братишку расстроил!

На самом деле маленький Бен был полностью поглощен остатками мороженого, отчего Глория еще сильнее разозлилась (хоть и понимала, что это совершенно бессмысленно); ведь именно Бену следовало быть наиболее впечатлительным — в конце концов, это он самый младший. А Голубоглазому полагалось приглядывать за братом, а не устраивать переполох по пустякам.

Но Голубоглазый — мальчик особенный, патологически чувствительный, и, несмотря на все ее попытки как-то укрепить и закалить его, приучить о себе заботиться, он ничуть не менялся, так что в конце концов заботиться о нем всегда приходилось ей самой.

Морин была уверена, что он прикидывается. «Типичный среднестатистический ребенок, — говорила она, как всегда несколько надменным тоном. — Завистливый, мрачный, жаждущий всеобщего внимания». Даже Элеонора так думала. А вот Кэтрин Уайт считала, что в Голубоглазом что-то есть; она любила его приободрить. Именно поэтому Глория и перестала брать его с собой на работу, заменив Бенджамином, который так хорошо играл один со своими машинками и никогда не путался под ногами…

— Я не виноват, — дрожащим голосом пробормотал Голубоглазый. — Я же не знал, что они возьмут и умрут…

— Все когда-нибудь умирают, — сердито буркнула Глория.

Глаза ее сынишки моментально наполнились слезами, а лицо так побледнело, словно он вот-вот собирался упасть в обморок.

В глубине души Глории хотелось его утешить, но она понимала: подобное потворство опасно. Уделять Голубоглазому на данном этапе особое внимание — это потакать его слабостям. А ее сыновья непременно должны стать сильными! Как иначе потом они будут о ней заботиться?

— А теперь избавься от этой мерзости, — велела она сыну, мотнув головой в сторону синего ведерка. — Ступай, выброси обратно в море или сделай еще что-нибудь.

Он помотал головой.

— Я н-не х-хочу. Оно пахнет!

— Давай-давай! И побыстрее. Иначе, ей-богу, ты у меня получишь!

Голубоглазый с ужасом взглянул на ведерко; пять часов на солнце произвели с его содержимым существенные перемены. Рыбный, морской, овощной запах превратился в отвратительную, удушливую вонь. Мальчика затошнило, и он беспомощно захныкал: