Во время порки она не издала ни звука, зато из помещения, что на другой стороне улицы, доносился крик существа, пребывавшего в промежуточном состоянии между теленком и телятиной.

Сиротство никогда не знало особого постоянства, чтобы удивляться переменам в сердце, так что когда Эвелину несколько недель спустя снова вызвали к Линдсею, поставили к угловому бюро, снабдили чистыми листами бумаги, перьями, чернилами и велели рисовать, она не спросила зачем, хотя и подозревала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ее воздержание к тому времени стало таким мучительным, что она не имела сил сопротивляться и заполняла лист за листом живыми образами. Мистер Линдсей просмотрел их, как пробегают глазами завещание скупца, но не наказал ее, а запер рисунки в ящик и велел прийти на следующий день.

Через две недели она была представлена энергичному, красиво одетому мужчине со звездообразным шрамом под правым глазом, горящими глазами и черными, блестящими от помады волосами. Он упал перед ней на колени и нежно улыбнулся. В руках у него была китайская кукла.

— Здравствуй, Эвелина, — сказал он. — Или я могу называть тебя Эви?

— Это твой отец, дитя мое, — сообщил ей мистер Линдсей, — мистер Джеймс Эйнсли, владетель Милленхолла.

Девочка была озадачена. Воспитательница говорила, что ее оставили на ступенях сиротского приюта, когда она была не больше репки и, по имеющимся у нее сведениям, носила имя Тодд, а не Эйнсли. Эвелина часто мечтала о матери, но никогда не думала, что у нее может быть отец.

— Я лишь недавно узнал о твоем существовании, Эви, — сказал Эйнсли. — По правде сказать, я думал, ты умерла. Но теперь я заберу тебя отсюда. Знаю, тебе трудно будет покинуть пансион, но уверяю, ты не пожалеешь. Не нужно сопротивляться, Эви. Я убедительно прошу тебя об этом.

Эвелина посмотрела в его светящиеся надеждой глаза, вдохнула сладкий запах мыла и крема и обернулась на Линдсея, который опустил глаза к носу, как какая-нибудь статуя в зданий городского собрания.

— Я не буду сопротивляться, — заверила она мистера Эйнсли, который в ответ на это с явным облегчением прижал ее к себе. Как будто у нее был выбор.

Переезд организовали невероятно быстро, поскольку мистер Линдсей очень хотел избавиться от нее. Ей не дали времени проститься с подругами, но огорчение быстро сменилось нарастающим возбуждением. Эвелину подвели к одноконному двухместному экипажу и посадили на плюшевое сиденье. Она впервые в жизни очутилась в экипаже. Когда он повернул за угол, девочка всем существом ощутила, что начинается большое приключение.