И бот я думаю об Исааке — моем сыне, моем брате, сыне моего отца, первом сыне западных религий, — и я думаю о легенде, которую рассказывают снова и снова. Мы слышим ее сначала детьми и затем повторяем всю нашу жизнь. Мы рассказываем ее в виде апологии. И предупреждения. Мы рассказываем ее с определенной долей надежды. Мы рассказываем ее потому, что все мы были тем ребенком, все мы были Исааком, и нам известна та часть истории, которая никогда не упоминается. Ибо в Библии нет ответов Исаака. Мы не знаем, спрашивал ли он, подобно Иисусу: «Отец, почему ты оставил меня?» Нам известно лишь одно: что он повиновался. Что он был ребенком. Что он поступил так, как приказывал ему отец, потому что не знал ничего больше в своей жизни. Мы знаем, что он безропотно дал себя связать веревкой. Мы знаем, что он безропотно дал отцу положить его на алтарь из вязанок с хворостом, который они соорудили вместе для Бога. Мы знаем, что он спокойно наблюдал за тем, как отец занес над ним нож. Мы знаем, что он был ребенком, сыном человека с Большой Идеей, который в тоске и смятении, даже в те секунды своей жизни, которые могли стать для него последними, мог лишь смотреть на своего отца с той известной, пусть даже терпящей крах, надеждой на любовь.

1 апреля 1996 г. Надгробное слово Бернгарду Вейсману, произнесенное Хобартом Тариком Таттлом

1 апреля 1996 г.

Надгробное слово Бернгарду Вейсману, произнесенное Хобартом Тариком Таттлом

Аллах, Иегова, прекрасный Иисус — под каким бы именем мы ни знали Тебя, Господь, прими душу Бернгарда Вейсмана: Ты послал ему жизнь, полную страшных испытаний, и он заслужил вечный покой. Пусть его душа упокоится с миром.

Если бы здесь каждый из нас стал делиться воспоминаниями о Бернгарде Вейсмане, то Ты, Господь, услышал бы уйму разных мнений, настоящее разноголосье. Здесь есть те, кто может сказать Тебе, что в своем деле он был непревзойденным специалистом. Он сиживал за одним столом с лауреатами Нобелевской премии по экономике, которые считали его равным себе. Его внучка, наша замечательная Сара, сказала бы Тебе, что он был прекрасным стариком, ее дедушкой, который сторицей платил ей за доброту. И Ты уже слышал Сета, который сказал, каким крутым отцом он был, и я скажу Тебе, что сам был тому свидетель, и подтверждаю, что все это чистая правда.

Я могу говорить только за себя. Мне нравился этот человек. Я нахожусь здесь в качестве его друга. Я понимаю, вам может показаться несколько странным такое заявление. Как это я мог дружить с человеком, который в два с лишним раза старше меня? Однако мы действительно были друзьями. Когда я был несмышленым малышом, он наводил на меня страх. Я помню, как он носил ужасные очки, которые сжимают переносицу как прищепкой — пенсне? — и говорил с этим чудным венским акцентом. И я никак не мог понять, то ли он говорит со мной, то ли откашливается.