Это все вода, простиравшаяся вокруг, кроме которой больше ничего в мире не осталось. Ему казалось, что сейчас она и небо проглотит. До этой минуты он и не думал, что они на свете так одиноки.

Он глядел слезящимися красными глазами на отца, повторявшего, что все будет нормально, и пытался выдавить из себя улыбку.

Летом тридцать восьмого его отец вышел из Бостона на китобойце и не вернулся. Лишь следующей весной на отмель Нантакета возле города Халл, где Тедди вырос, выбросило обломки корабля. Часть киля, нагревательная плита с выгравированным на донце именем капитана, банки с консервированными помидорами и картофельным супом, пара ловушек для лобстеров, продырявленные и бесформенные.

Траурная церемония по четырем погибшим рыбакам состоялась в церкви Святой Терезы, задней своей стеной почти упиравшейся в море, унесшее стольких ее прихожан. Тедди стоял рядом с матерью и слушал слова про капитана, и первого помощника, и третьего рыбака, старого морского волка по имени Джил Рестак, терроризировавшего бары города Халла с тех пор, как он вернулся с большой войны с раздробленной пяткой и ворохом страшных картин в башке. Но смерть, как сказал один из пострадавших от него барменов, ему все простила.

Владелец китобойца Никос Коста признал, что он почти не знал отца Тедди и что взял его в последний момент, когда член команды сломал ногу, упав с грузовика. Капитан тогда высоко отозвался о новичке, мол, любой в городе вам скажет, что свою работу он делает на ять. Разве может быть похвала выше этой?

Стоя в церкви, Тедди вспомнил тот день на отцовской моторке, после которого вместе в море они уже не выходили. Отец повторял, что они обязательно выйдут, но Тедди понимал, с какой целью это говорится: чтобы помочь ему сохранить остатки гордости. Отец никогда не вспоминал о том злополучном дне, но когда они возвращались через архипелаг, — остров Проклятых остался сзади, Томпсон впереди, а до их родного города рукой подать, и весь он виден так отчетливо, что, кажется, можно ратушу поднять вверх за шпиль, — что-то такое промелькнуло в его взгляде.

— Это море, — сказал отец, легонько потирая сыну спину, пока они стояли, прислонившись к корме. — Одни здесь себя находят. Других оно себе подчиняет.

И при этом он так посмотрел на Тедди, что не трудно было догадаться, в какую категорию тот, скорее всего, попадет.

Чтобы сюда попасть в пятьдесят четвертом, им пришлось сесть на городской паром и миновать череду богом забытых островков — Томпсон и Спектэкл, Грейп и Бампкин, Рэйнфорд и Лонг, — лепившихся на морском скальпе песчаными заплатками, пучками цепких деревцев и скалистыми грядами, выбеленными, как кости. Если не считать планового завоза продовольствия по четвергам и субботам, паром ходил от случая к случаю, и в такие дни вельбот был совершенно гол — лишь обшитое металлическим листом днище да две железные скамьи по бортам под иллюминаторами. Скамьи были прикручены болтами к днищу и дополнительно к массивным черным боковым стойкам, с которых этакими вермишелями свисали ручные кандалы на цепях.