Из самолета вышел только Мартин, все прочие оставались на своих местах. В иллюминатор Майкл наблюдал, как Мартин, пройдя по дорожке, приблизился к поджидавшему его лимузину. Что-то коротко сказав шоферу, стоявшему у задней дверцы, Мартин передал ему деньги и кивнул. Шофер открыл дверь, и наружу вышел Стефан Келли.
Несколько секунд двое мужчин молча стояли, глядя друг на друга. На лицах обоих выразилось молчаливое облегчение, и только после этого они обменялись теплым рукопожатием. Мартин дошел до того, что во весь рот улыбнулся — впервые Майкл видел его улыбающимся. Келли был облачен в черную форму охранника — она на нем смотрелась лучше, чем костюм от «Брукс бразерс», в котором Майкл впервые его увидел. Когда они с Мартином двинулись вверх по трапу, он несколько раз бросил взгляд вверх. Келли сильно изменился со времени их с Майклом первой встречи, шесть дней назад. Как это ни удивительно, он выглядел отдохнувшим.
Келли прошел мимо Майкла, Буша и Симона, не произнеся ни слова и ни разу на них не посмотрев, и налил себе в баре виски. Осушив стакан, насыпал в него льда и налил еще. Наконец повернулся и обвел взглядом присутствующих. Посмотрел на Симона и Буша с таким выражением, словно изучал факты по какому-то делу, после чего его взгляд остановился на Майкле.
Добрых полминуты они смотрели друг на друга, и за это краткое время между ними пронесся целый мир мыслей и чувств.
— Мы не завершили беседу, — нарушил молчание Келли.
— Мягко выражаясь.
— Однако сейчас не самое подходящее время для ее завершения. — Келли взглядом указал на Буша и Симона.
Майкл кивнул.
— Мартин сказал, что Сьюзен показала тебе комнату-сейф, — произнес Келли, намекая на фотографии Майкла и другие связанные с ним бумаги.
— Да… — Словно впервые, Майкл смотрел на этого человека.
Человека, часть дома которого представляла собой хранилище воспоминаний о Майкле, где в идеальном порядке содержались фотографии и документы, запечатлевшие события его биографии. Теперь было понятно, что он оставил сына не из-за безответственности, а из-за любви, потому что желал ему жизни, которую он, одинокий родитель, сам еще почти ребенок, не в состоянии был обеспечить. Он был отцом, чье участие в судьбе сына происходило через фотографии и печатное слово, но никогда через разговоры и объятия. Благодаря Сьюзен Майкл увидел, с какой отцовской гордостью Стефан хранил все эти документы; она хотела, чтобы Майкл знал: воистину он не был забыт. Глядя на этого человека, Майкл растерялся, не знал, что сказать, как разрядить становившееся невыносимым напряжение.