Я пошел дальше. Сто нелегких шагов. Остановка.

Ничего. Тот же монотонный шелест. Еще сотня шагов. Я прислушался. И пошел дальше.

Остановился.

Я услышал. Стрекотание одного коричневого сверчка среди целого хора черных, звук корнета на фоне громкого рева духового оркестра. Что-то в общем звучании изменилось. Впереди меня, позади – я не мог понять. Я стоял, как слепой, почуявший запах дыма в сухом, как порох, лесу. Я прошел несколько шагов вперед, потом вернулся назад, чтобы почувствовать разницу, направление и проанализировать. Похоже, это находилось справа от меня и немного впереди. Я пошел в ту сторону.

Мама знала, что означают волшебные картинки. Это было видно в ее замаскированных глазах, которые она покрасила в зеленый цвет – вместо серых, с которыми она ходила каждый день.

А ну-ка послушаем ее сейчас. Как она лжет.

– Я не ваша мама, Уилл. Я доктор Даванэлле. Эйва Даванэлле. Мы с вами вместе работаем в офисе медицинской экспертизы. Вспоминаете? Остановитесь и постарайтесь вспомнить, Уилл. Все станет на свои места, если только вы постараетесь и вспомните.

Он никогда раньше не слышал, чтобы Мама использовала испуганный голос. Она пытается сохранить его ровным, сглаженным, но испуг все-таки оставляет крошечные следы.

– Я помню, Мама. Все это есть на картинках. Это исторические картинки, секреты. Ты видела, как я вырос в большого мальчика? Ты видела, как выросли мои мускулы? – Он показал на серый экран замершего на паузе телевизора.

– Да, Уилл, но это не вы…

– Я видел, как ты вернулась. И я знал, что ты все еще сердишься на меня. Но я собираюсь вычистить Плохую Девочку из тебя навсегда, Мама, и…

– Уилл, вы можете попасть в беду, в ужасную беду. Пока вы еще можете это остановить.

– …а потом мы сможем сделать все это снова, Мама, на этот раз правильно, как просто люди, какими все и должны быть. Я хочу быть просто человеком, Мама, и ты хочешь быть просто Мамой.

– Уилл, прошу вас…

– Сейчас я сильный и смогу вытащить из тебя Плохую Девочку.

Он подошел к брезентовой сумке, которую привез с собой, и вынул оттуда несколько блестящих инструментов из морга: их там никогда не хватятся, поэтому это нельзя считать кражей. Он выложил их на чистое белое полотенце в сияющем серебристом подносе и с гордостью показал ей.

Он протянул руку и убрал прядь волос с ее глаз.

– Не плачь, Мама. Боль очищает нас.