Мама идет мне навстречу. Она плачет, но на лице играет улыбка. Господи боже, чего уж тут удивляться, что я никогда не могу понять, что чувствуют окружающие?
Обычно когда я замыкаюсь в себе, то оказываюсь в комнате без окон и дверей. Но в тюрьме так и есть, поэтому я вынужден был идти в другое место. Прятаться в металлической капсуле, затонувшей на дне моря. Если за мной придут, — с ножом ли, стамеской ли, лучиком надежды, — океан почувствует изменение и металл взорвется.
Суть в том, что те же правила применимы и ко мне, когда до меня пытаются «достучаться».
Мама в пяти шагах от меня. В четырех. В трех.
Когда я был совсем крохой, то смотрел по христианскому каналу воскресную утреннюю программу для детей. В ней рассказывалось о мальчике с особыми потребностями, который играл с другими детьми во дворе в прятки. Дети забыли о нем, и на следующий день полиция обнаружила его тело: мальчик задохнулся в старом холодильнике. Религиозного подтекста этой истории я не уловил — никакого «золотого правила» или вечного спасения. Я понял одно: «Не прячься в старых холодильниках».
На этот раз, когда я ушел в себя, я подумал, что ушел слишком далеко. Тут не было боли и ничто не имело значения. Меня бы никто не нашел, и в конце концов перестали бы искать.
Однако сейчас у меня опять разболелась голова, заломили плечи. Я чувствую мамин запах: ванили, фрезии и шампуня из зеленой бутылки. Чувствую исходящий от нее жар, как летом от асфальта. Минуту спустя она заключает меня в объятия.
— Джейкоб… — говорит она, чуть не рыдая.
Мои колени подкашиваются от облегчения и осознания того, что я, в конечном счете, не исчез.
ДЕЛО 6: Укуси меня
ДЕЛО 6: Укуси меня