– Нет. Кто-то другой.

Джек хотел прекратить это: «Черт с ним! Оно не стоит того, чтобы пугать ребенка». Но в мыслях он видел испуганные лица мальчика и девочек-близнецов из следующей семьи. Мысль о них наполняла его отчаянием. Они разговаривали с ним по ночам, умоляли снова и снова: «Мы не хотим умирать! Спаси нас, спаси нашу семью!»

Отчаяние, смешанное с гневом и страхом, охватило Джека. И эти чувства перевесили ужас Эрика.

– Эрик, ты помнишь, что он говорил?

– Он называл ее… плохими словами. Мама плакала. Сказала ему, что ей жаль.

– Жаль из-за чего?

– Из-за того, что она сделала.

– А что она сделала?

– Он говорил о ее… Я… Я… Я пошел к лестнице… Он не хотел прекращать… Он делал ей больно… Мама плакала… Мама плакала, и я хотел помочь ей… Я этого не сделал, потому что испугался.

Эрик пытался сдержать слезы. Ротштайн нервно заерзал, прикидывая, пора ли вмешиваться. Джек продолжал:

– Ты видел его, так ведь? Эрик кивнул и быстро задышал.

– Как он выглядел?

– Я спрятался в шкафу, внизу, – с трудом ответил Эрик. – Я так испугался. Я не захлопнул шкаф, чтобы смотреть за ним. Я видел его… Я видел его лицо.

– Расскажи мне, как он выглядел, Эрик.

– Его лицо… оно было все красное. Как будто кто-то заляпал его краской.

«Прекрати! Оно того не стоит. Что он, в конце концов, может знать такого, что поможет тебе?»

Восьмилетние девочки-близнецы, привязанные к стульям в темноте. «Помоги нам… Пожалуйста, спаси нас!»

– Как он выглядел, Эрик?

Эрик открыл рот, но из него не донеслось ни звука. Казалось, что он подавился.

«Скажи мне, Эрик!»