— Он заботится о моих финансах.

Рокки улыбнулся — ему нравилось, когда упоминали его имя.

— Если это идея Рокки, я обещаю подумать, — сказала Элли.

Спенсер спросил:

— Почему вы называете Саммертона тараканом? И почему его это так злит?

— Том жутко боится всех насекомых. Любых. Он шарахается даже от обычной мухи. Но особенно ему неприятны тараканы. Когда он видит таракана, — а в Бюро по борьбе с наркотиками и незаконным владением оружием было много тараканов, — он просто пробивает головой потолок. Дело доходило до смешного. Как в комиксах, когда слон видит мышку! Спустя несколько недель после… после того, как убили Дэнни и моих родителей, и после того, как я оставила свои попытки связаться с журналистами и рассказать им все, что мне было известно, я позвонила старику Тому в его офис департамента юстиции. Я просто позвонила ему с платного телефона в Чикаго.

— Боже мой!

— Я позвонила ему по засекреченному номеру, самому секретному из секретных, он всегда сам снимает трубку этого телефона. Он был удивлен и пытался изображать из себя святую невинность. Он хотел, чтобы я продолжала говорить с ним, пока меня не застукают в этом платном телефоне. Я сказала, что ему не следует бояться тараканов, потому что он сам и есть таракан. И что когда-нибудь я растопчу его, то есть убью. Я не просто ему угрожала. Когда-нибудь, еще не знаю как, я его пошлю прямо в ад!

Спенсер глянул на нее. Она смотрела вперед, прямо в ночь и была мрачной и грустной. И такой тоненькой — на нее было приятно смотреть, как на хрупкий цветок.

Но она была в то же время стойкой и жесткой, как солдат спецназа. Спенсер ясно видел в ней это.

Он безумно любил ее. Его любовь ничем не сдерживалась. Его страсть было невозможно измерить. Он обожал черты ее лица, звук ее голоса, ее необычную живость и выносливость. Обожал доброту ее сердца и остроту ума. Его любовь была такой чистой и сильной, что иногда, когда он смотрел на нее, ему казалось, замирает весь мир. Он молил Бога, чтобы судьба смилостивилась над ней и Элли посчастливилось прожить долгую жизнь, потому что, если она умрет, у него не останется надежды. Совсем никакой надежды.

Он ехал в ночи мимо Райфла, и Силта, и Ньюкасла, и Гленвуд Спрингса. Шоссе часто спускалось на дно узких и глубоких каньонов, расположенных среди отвесных отполированных скал. Днем это были самые прекрасные места в мире.

Но в темноте февральской ночи эти скалистые башни и стены давили на Спенсера. Черные монолиты не давали ему возможности свернуть вправо или влево и постоянно направляли его все выше и выше к таким нагромождениям камней, которые, казалось, ждали гостей еще до того, как мир начал свое существование. Со дна пропасти была видна только узенькая полоска неба с редкими звездами. Казалось, что небеса больше не могут принимать к себе души и вскоре навсегда закроют свои врата.