— В четверг виделся с отцом, — сообщил я ей.

— Правда? И как все прошло?

— Не очень, — нехотя признался я.

— Он отказался поддержать тебя на общем собрании?

— Я так и не понял. Он ничего определенного по этому поводу не сказал. Тем не менее сомневаюсь, чтобы после нашего разговора захотел меня поддерживать.

— Почему? Что там у вас случилось?

— Отец рассказал мне, что у мамы в молодости был роман с другим мужчиной.

— Не может быть! И ты ему веришь?

— Склоняюсь к этому, скажем так.

— И для чего он, по-твоему, это тебе рассказал? — сдвинув брови, спросила Карен.

— Думаю, из-за того, кто был тот человек.

— Кто же?

— Уолтер Соренсон.

— Да брось! Ты шутишь?

— Нет, я серьезно. Видишь ли, он говорит, что простил Уолтера, следовательно, и я должен простить отца за то, что он сотворил с мамой. Ни за что! Он манипулирует моими чувствами, а я этого не переношу. — Я ощутил, как в душе вновь поднимается волна злости, и отхлебнул пива, чтобы немного успокоиться. — А ты можешь простить своего отца?

Я взглянул на Карен и поразился тому, как изменилось ее лицо. В глазах полыхал гнев.

— А ты моего отца трогать не смей! И вообще хватит болтать о мужиках, бегающих за всякими там девками!

— Да что с тобой, Карен, успокойся! Ну, прости меня. — Я протянул к ней руку.

— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула Карен. — Отстань от меня! Надоел до смерти! Оставь меня в покое!

Она оттолкнула кресло и, едва сдерживая слезы, метнулась мимо изумленно глазеющих на нее завсегдатаев к двери. Чувствуя, как неудержимо краснею под их беззастенчиво-любопытными взглядами, я последовал за ней.