— Может, ты и не заметил, но Форстер все время держал оружие дулом в мою сторону. Заряженное! А Форстер был отличный стрелок!

— Но зачем? Понти, зачем?

— Деньги — зачем же еще! Большие деньги. — Понти сделал паузу, прежде чем продолжить: — Ты ведь тоже купился на подачки Форстера.

— Я? Да. Я продался Форстеру за перевозку. Это же мой бизнес.

— Весь мир продается. Все имеет свою цену.

— Значит, к нападению и к этим ребятам ты не имеешь никакого отношения, — пробормотал Крис.

— Я хотел провернуть свое собственное дельце… Если бы сработал мой план тогда, в Тоскане, то не было бы никакого транспорта, и эти подонки не гноили бы меня здесь.

Они помолчали.

— Что тебе известно о тринадцатой табличке? И кому ты хотел все это продать?

Понти усмехнулся:

— Форстер проговорился в минуту слабости. Выпил лишнего. Одной таблички не хватает с конца двадцатых годов. Той самой, тринадцатой. Его дед уже пытался однажды продать таблички. Две из них тогда — для доказательства — он взял с собой. Первую и последнюю. Но допустил одну ошибку и лишился как раз последней таблички. Она как раз и объясняет значение костей. Так сказал Форстер. И эта табличка лежит в Ватикане.

— В Ватикане? — Крис вспомнил об объяснениях Рамоны Зельнер. Это могло быть правдой. — Почему ты так уверен?

— Потому что Форстер тем самым навел меня на мысль. Я предложил таблички и кости через посредника на продажу Ватикану. Поначалу они, вроде бы, не заинтересовались, а потом вдруг так заторопились, что все им казалось слишком медленным. — Понти яростно фыркнул: — Но теперь всему конец. Кранты.

— В чем состоит тайна, Понти?

— Спроси у папы, — не сразу ответил Понти.

— У папы?

— Да, Зарентин. Сейчас, при моем разговоре с ними, присутствовал один священник из Рима…

— Священник из Рима?

— Он снова и снова упорно расспрашивал про кости. Папа, Зарентин. Он и есть покупатель.

* * *