Я увидел, как Николь выходит из комнаты, одетая в свои любимые обтягивающие черные брючки и зеленый свитер с воротником-хомутом. Она мгновенно бросилась ко мне, крепко обняла, а потом засыпала сочувственными вопросами и обеспокоенными взглядами:

— Значит, все в доме сходят с ума — или нет?

— Нам всем очень тяжело, — ответил я.

Опять эта фраза — словно строка из сценария какой-то мыльной оперы, когда симпатичная героиня находится в коме, а семья и друзья сидят вокруг ее кровати в больнице.

— Это так дико! — воскликнула Николь. — Я же с ним разговаривала, словно это было вчера! Помнишь тот день в университетском дворе? Он был такой забавный. Как думаешь, с кем все в порядке? Кто-то мне сказал про предсмертную записку, но я ответила, что они спятили. Ведь я в прошлом семестре работала в комитете студенческой взаимопомощи. И нас во время работы там обучали распознавать признаки склонности к самоубийству. Дэн не показывал ничего подобного. Конечно, хорошо я его не знала, но можно мгновенно определить, как только встречаешь человека…

Она посмотрела на свои ногти, прищурилась, безжалостно их изучая, а потом занялась заусеницей.

— Кстати, у меня есть очень хорошая травка, — заявила она. — Хочешь расслабиться?

— Считаешь, это поможет?

Николь уверенно закивала и схватила меня за руку.

— О-о, определенно. Когда моя мать вела себя после развода, как настоящая сука, я целый месяц курила марихуану почти каждый день. Это гораздо лучше, чем выпивка — от нее бывает депрессия, а потом еще и чувствуешь себя ужасно. А кроме всего прочего, знаешь, что к марихуане не бывает привыкания? Это правда. Можешь курить тридцать дней подряд и закончить, когда захочешь. Если попробовать то же самое с кокаином, то будешь носиться кругами, как курица с отрубленной головой…

В конце концов, я возвратился в дом профессора Кейда поздно ночью. В голове у меня стоял туман — последствие вечера, проведенного в комнате Николь. Она показала себя хорошим другом, приготовила на плитке яблочный чай с корицей и накормила меня маленькими пончиками с пудрой. Заходили и выходили какие-то люди. Эти лица я видел и в предыдущие месяцы, теперь у них на лбу был написан вопрос. Говорили пришедшие тихо и уважительно, пока Николь сидела рядом со мной и следила, чтобы никто не спрашивал насчет Дэна и вообще не упоминал ничего лишнего. Я все время лежал у нее на кровати, кальян для курения марихуаны стоял на прикроватной тумбочке, рядом лежали коробок спичек, открытая коробка с пончиками и кружка с дымящимся чаем на черном лакированном восточном подносе. Я чувствовал себя каким-то персидским царем рядом с наложницей Николь, принимал гостей, говоривших на странных языках, которые я не удосуживался понимать. Когда мне захотелось отправиться домой, она вызвала такси, и я выплыл в холодную зимнюю ночь, плотно держась за кокон, который за последние четыре часа сплел вокруг себя.