Стоя на балконе ложи, мы с Клаудией смотрели вниз, на отчаянных храбрецов, не побоявшихся выйти на беговые дорожки под проливным дождем.
– Жаль, – протянула Клаудия. – Погода может испортить любое событие, даже такое, как это. Там все промокли до нитки.
– Хуже всего приходится жокеям, – сказал я. – Они не только промокли, они с ног до головы заляпаны грязью, что летит из-под копыт впереди бегущих лошадей. В такие дни единственное приемлемое решение – это все время держаться впереди. По крайней мере, видишь, куда скакать и где препятствия. Но есть и минус – если лошадь вдруг упадет, все остальные пробегут по тебе, из-за грязи не видно, что на земле человек.
– Ну, им хоть платят за это, – заметила она.
– Сегодня нет, – сказал я. – Это скачки только для любителей.
– Тогда они просто сумасшедшие, – вздохнула она.
Я рассмеялся.
– Ничего подобного. Для некоторых из них сегодняшний вечер станет лучшим и счастливейшим в году. Они трудились всю зиму, тренировали своих лошадей, проходили квалификацию, и все ради одного этого дня. И ни грязь, ни сырость не испортят им праздник.
– Ну, – протянула Клаудия, – а я бы на их месте непременно потребовала огромную плату за скачки под таким дождем.
Но не я. Я был бы счастлив оказаться там бесплатно. Нет, даже заплатить, лишь бы мне разрешили присоединиться к наездникам.
– Жокеи-любители готовы на все ради любви к спорту, – сказал я. – Ведь если вдуматься, само слово «любитель» происходит от латинского «amator», что значит «любовник».
– Ты мой amator, – тихо сказала Клаудия, прижалась ко мне и крепко обняла.
– Только не сейчас, дорогая, – сказал я. – И не здесь. Я на работе, не забывай.
– Жаль, – пробормотала она и отстранилась. – До чего же занудная у тебя работа.
Похоже, в этом мы с ней придерживались одного мнения.
Мы с Клаудией решили бросить вызов стихии и после второго забега спустились вниз, к парадному кругу. Хотели поддержать Джен, чей наездник участвовал в третьем забеге.
– Боюсь, шансов у него немного, – сказала Джен, выходя из весовой. Через руку у нее было перекинуто маленькое седло. – Нет, лошадь чудесная, но ее владелец настоял, что скакать будет его сын, а парнишке всего восемнадцать. Совсем еще мальчишка, а кобыла норовистая, и контролировать ее надо до самого конца. Может вдруг залениться, увидев, что идет первой.
– Но ведь и мне было только восемнадцать, когда я первый раз выиграл на твоей лошадке, – напомнил ей я.
– Да, – кивнула она. – Но ты был хорош, очень хорош. А этот мальчик… так, середнячок. – И она двинулась к стойлам седлать лошадь.