Закрывшая было глаза Жаклин села и посмотрела на Бланеса. Он продолжал сидеть на стуле, откинувшись головой на экран, зеленая футболка была покрыта пятнами пота, ноги в широких джинсах вытянуты вперед и скрещены. Добродушное, приветливое лицо с отросшей серой бородой, испещренными оспинами щеками и большим носом было повернуто к ней с ласковым выражением.
— Что ты сказал?
— Что мы не можем допустить ухода Виктора. Он — наша единственная поддержка.
— Нет-нет… Я про другое… Ты сказал что-то про ветер и море… и старый корабль.
Бланес заинтригованно наморщил лоб:
— Просто так говорят. А что такое?
— Это напомнило мне о стихотворении, которое Мишель написал, когда ему было двенадцать. Он прочитал мне его по телефону, и оно мне очень понравилось. Я сказала ему, чтобы он писал еще. Я так по нему скучаю… — Жаклин подавила внезапное желание разрыдаться. — «Ушли и ветер, и море. Остался лишь старый корабль…» Сейчас ему пятнадцать, и он и дальше пишет стихи… — Она зябко потерла плечи ладонями и с внезапным беспокойством огляделась: — Ты ничего не слышал?
— Нет, — шепотом ответил Бланес.
Тьма в зале стояла сплошной громадой. Жаклин показалось, что она больше, чем сама комната.
— Теперь моя очередь. — Она говорила со всхлипами и морщила лицо, как маленькая девочка, наказанная родителями. — Я знаю все, что он со мной сделает… Он говорит мне об этом каждую ночь… Я много раз думала о том, чтобы покончить с собой, и сделала бы это, если бы
Бланес кивнул.
— Я бросила мужа и сына… Я бросила Мишеля… Я должна была это сделать,