— Все факты против вас. Вы сами знаете. Если вы не сможете мне ничего объяснить, тогда я буду вынужден…
— Что объяснить?! Как попали ко мне эти трусики?! Я не знаю, повторяю вам! Но это не мои!
— Это не ваши, это тех трех женщин. Меня интересует, почему вы не сразу признали, что эти трусики не из вашей коллекции?
— Я был слишком подавлен тем, что вы нашли пакет… Вы бы тоже были подавлены и ничего не смогли бы сказать…
— Я бы не стал собирать подобной коллекции, — заметил следователь. — Но это не важно.
— Знаете… — Шахов говорил быстро, возбужденно, его глаза блуждали по лицу следователя, так что тому стало очень неуютно. — Знаете, я все обдумал… Кто-то мог проникнуть ко мне в квартиру…
— Каким образом? Зачем?
— Ах, я не знаю, каким образом! А зачем — это ясно. Чтобы подставить меня!
— Вы что же, думаете, это кто-то из ваших недругов по школе? Учительница, на которой вы не захотели жениться?
— Не знаю!
— Но откуда у ваших коллег могли взяться эти трусики? Вы понимаете, что они могли принадлежать только одному человеку — тому, кто убил…
— Ах, Господи! Но не мне же! Зачем мне было убивать моих учениц?!
«Эксперт знает зачем, — подумал следователь, глядя на Шахова. — Он выстроил целую теорию. Что-то там про маниакальный комплекс…» А вслух он сказал:
— Шахов, послушайте, если вы назовете нам имя той девушки, с которой у вас была назначена встреча днем восьмого мая, она даст нам показания. Может быть, у вас появится какое-то алиби. Пока вас может спасти только алиби. Но у вас его нет. Трусики были обнаружены среди вашей коллекции. Все против вас.
— Я не могу назвать эту девушку… — Шахов занервничал еще больше. — Не могу! Не надо! Если она еще и узнает, что мне приписывают убийство… Не могу! Не просите!
— А разве в школе еще не знают, что вам приписывают? — заметил следователь.
— А разве я говорил, что она из школы?
— Значит, не из школы?
— Нет же. О, я не могу больше… Я вас прошу! Это слишком!
— Шахов, я вас прошу по-человечески. Не губите себя. Это вас может спасти. Скажите, кто эта девушка, и, может быть…