— Да, — ответила Аманда. — Я хочу с ней познакомиться.

Бэленджер не без труда смог улыбнуться, посмотрел в небо, усыпанное громадными яркими звездами, и заявил:

— Они были правы.

— Кто?

— Древние. Небо действительно похоже на купол с дырками. Через них льется божественный свет.

— Все существует лишь в воображении Бога, — сказала Аманда.

— Ты — никакое не воображение. — Франк притронулся к ее ладони.

— Да и ты тоже. — Аманда взяла его за руку. — Слава богу!

Послесловие автора «Будь вечны наши жизни»

Послесловие автора

«Будь вечны наши жизни»

Во всем, что касается идей для романов, я настоящий барахольщик. Полки в моем кабинете заставлены папками, собранными несколько десятков лет назад. Листки с наскоро записанным содержанием радиорепортажей и телевизионных интервью перемежаются пожелтевшими вырезками из журналов и газет. Всего этого — горы. Каждый раз, когда что-то привлекает мое внимание, какая-то часть моего воображения задается вопросом о причине этого любопытства. Согласно моей теории, тема, заинтересовавшая меня, может оказаться важной и для моих читателей. За много лет я собрал столько папок, что никак не могу найти времени, чтобы сгруппировать их по категориям, не говоря уже о переработке содержимого в романы.

Все же время от времени любопытство вынуждает меня углубляться в них. Преисполненный великих ожиданий, я раскладываю их на полу, сдуваю пыль и приступаю к чтению. Но почти всегда оказывается, что пересохшие листки, которые я держу в руках, повествуют о событиях и проблемах, которые казались важными в свое время, но теперь никого не задевают. Сюжеты и ситуации, рассматриваемые в них, больше ничего не говорят моему воображению. Эти пыльные артефакты, созданные разумом, демонстрируют мне пропасть, которая возникает с течением времени между человеком, сложившим все эти вырезки в папку, и другим, изменившимся, читающим их сегодня.

Все же бывают редкие случаи, когда тема настолько врезается в мое воображение, что я вновь и вновь возвращаюсь к ней, пытаюсь найти способ для воплощения на бумаге тех эмоций, которые она во мне порождает. Например, мой предыдущий роман «Лазутчики» был навеян статьей в «Лос-Анджелес таймс» о городских исследователях, тех любителях истории и архитектуры, которые проникают в закрытые от публики здания, стоящие заброшенными не один десяток лет. Вырезка лежала в самом низу растущей стопки папок, но не желала уступать главенствующей позиции в моем воображении, а я не мог отбросить раздумья о том, почему она так себя ведет. Решающий прорыв случился, когда я вспомнил о заброшенном жилом доме, который обследовал, еще будучи ребенком. Я старался убегать от непрекращающихся скандалов между моей матерью и отчимом, во время которых находиться дома было просто страшно. Воспоминания о моем испуге и необходимости найти убежище в прошлом породили во мне желание написать роман, в котором городские исследователи, одержимые прошлым, вдруг узнают, что оно больше не умиротворяет, а, напротив, повергает их в ужас.