Молодая женщина лежала в ванной, голая и неподвижная: кожа уже посинела, голова закинута назад, глаза уставились в потолок, а правое, рассеченное запястье испачкано красным. Рядом на полу в луже крови валяется пустая бутылка из-под водки.

Ари медленно соскользнул по двери на пол и, скорчившись, обхватил голову руками.

Этот последний удар добил его. Уничтожил окончательно. И здесь, в тишине и зловещей белизне тесной ванной комнаты, он заплакал, зарыдал так сильно, что понял: он оплакивает не только Мари, но и все остальное. Поля Казо, Лолу, никчемность этого затянувшегося расследования, завершение которого, в сущности, не принесло ему никакого удовлетворения.

Сотрясаемый рыданиями, он страдал от мучительного одиночества и чувства опустошенности, заброшенности. От ощущения пустоты. Казалось, не осталось никого и ничего, на что он бы мог опереться. Кшиштоф на другом конце света, Ирис рядом с братом, ЦУВБ для него больше ничего не значит, а Лола… Лолу он потерял так давно!

Прислонившись спиной к двери, с мокрыми от слез руками, он узнал горько-соленый вкус депрессии, своей давней спутницы, которая на самом деле не покидала его никогда.

116

116

Укрывшись в первом попавшемся баре, Ари приканчивал одну порцию односолодового за другой, пока взгляд официанта не стал откровенно осуждающим. Подвыпивший, он все же пересек Париж за рулем кабриолета MG-B, утонув в музыке со своей неизменной кассеты. Из динамиков вырывался пронзительный голос Брюса Спрингстина:

Он припарковал старую англичанку возле дома у Порт-де-Баньоле. Сюда он приехал не раздумывая, словно необходимость увидеть отца была продиктована инстинктом самосохранения. Выключил двигатель, с трудом выбрался из машины и, цепляясь за перила, поднялся по лестнице.

Нетвердо держась на ногах, Ари потер лицо ладонями и выпрямился. Как обычно, старик, шаркая подошвами, долго подходил к двери.

— Здравствуй, папа.

— Надо все время менять имя, если не хочешь, чтобы тебя обозначили.

Ари тяжело вздохнул. Он закрыл за собой дверь и прошел за отцом в гостиную. Раз в жизни он не исполнил свой ритуал — не стал убираться на кухне, пока Джек Маккензи смотрел телевизор. Вместо этого наполнил два бокала виски и сел рядом со стариком.

— Держи, папа.

— Доктор говорит, мне нельзя пить.

— Доктора все придурки, папа. Держи. В Каол Айла cask strength[78] больше пятидесяти градусов, оно только поднимет нас на новую высоту.

Шутка заставила семидесятилетнего старика улыбнуться. После чего с пресыщенным видом он включил телевизор.

— Как ты себя чувствуешь, папа?