38
38
«Белла Италия» в этот час пустовала, если не считать старушки за ее обычным столиком с видом на улицу и молодого бармена, подавшего Катарине ее последний кофе.
— Вы меня помните? — спросил я старушку. На ней было розовое шелковое платье, замечательное как своей элегантностью, так и ветхостью.
— Вы инспектор, — сказала она, глядя на меня исподлобья.
— Вы можете припомнить машину, черный «мерседес», стоявший возле школьного здания примерно в то же время, когда та девушка получила пощечину на улице перед кафе?
— Похожий на прежние такси, только без зеленой крыши.
— Да, — сказал я. — Мне нравились прежние такси с зеленой крышей.
— Они были одной из примечательностей Лиссабона, — сказала она. — А эти бежевые… Все кажется, что по ошибке села в чью-то машину. Что поделаешь — мы же теперь Европа! Когда в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году мы вступили в Евросоюз, мой муж сказал, что к двухтысячному году мы разучимся говорить по-португальски.
— Но пока что изменились лишь такси.
— И еще «Макдоналдсы» появились. Мои внуки теперь не желают есть тресковый паштет.
— «Макдоналдсы» пришли к нам из Америки.
— Один черт, — сказала она. — Мы едим то, что они, а они пожирают нас!
Подойдя к стойке, я попросил воды — кофеина во мне и без того было уже предостаточно: все вокруг виделось каким-то чересчур ярким и четким.