Я понял, что пришлось пережить Адриане. Она смотрела в лица Мэри Хопсон и Алисы Таппер дважды, когда стреляла в Гассмана: один раз – чтобы защитить себя, второй раз – меня. Ей пришлось убить двух хороших женщин, чтобы прикончить одного злодея. Я снова как будто услышал чуть измененный голос Алисы: – «Английская медсестра, которая убивает». Я быстрее заработал лопатой. Да отправится он в ад за то, что сделал с ней и со всеми теми, чьи жизни похищал! Да будет проклят за то, что убил Мэри, Хелен и Клэр!.. Да будет проклят – во веки веков! – за то, что отправил меня домой, а потом отнял дом!

В беспросветной холодной ночи я сидел на прошлогодней листве рядом с наполовину закопанной могилой и плакал. Я никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Потом, совсем закоченев, я доделал дело и побрел к дому.

Я проспал у камина до рассвета. На то, чтобы устранить следы побоища, ушло целое утро. Чувствуя себя немного лучше, чем прошлой ночью, я вернулся к могиле и обнаружил, что в темноте кое-что упустил из виду. Еще час работы со мхом, листьями, камнями и мусором скрыл признаки могилы. Когда я закончил, я отслужил еще одну самодельную мессу по Алисе.

Отдохнув, я снял массивный засов, который установил на дверь. В сарае я нашел банку шпаклевки, замазал глазок на двери и покрасил ее. Я нашел вход на чердак, залез туда и спрятал дневник Гассмана и люгер. Потом вино, потом еще одна ночь, в течение которой меня мучили кошмары о пустыне и плачущей женщине. На следующий день я убивал время прогулками, пытаясь утомить себя настолько, чтобы спать без снов. Мне хотелось вернуться за свой рабочий стол в Ассошиэйтед Пресс, к привычным делам. Я почти убедил себя в том, что эта история не надолго сохранится у меня в памяти. Однако следующая ночь оказалась не лучше предыдущей.

Незадолго до полудня на третий день после стрельбы на дорожку свернула Адриана на «моррис-оксфорде», который выглядел новее моего и был другого цвета. Я вышел на крыльцо и смотрел, как она грациозно идет к дому.

– Доброе утро, Чарльз, – сказала она любезно, почти жизнерадостно. – Как вы себя чувствуете?

– Гораздо здоровее. Почти хорошо.

– А здесь все?… – спросила она, подходя ко мне.

На ней был прекрасный серый шерстяной костюм.

Меня потрясло, что она надела нитку жемчуга.

– Все закончено. Никто никогда не заметит, что мы здесь были.

– Только не думаю, что мы сами забудем, что когда-то здесь были, – сказала Адриана.

Она прошла мимо меня к дому, но остановилась, потому что подъехал «бентли», принадлежавший Фредди. Я увидел, что в нем сидит Конан Дойл.