— Смотри, парень, вот тут, — ткнул Алекс пальцем в карту, — будет по меньшей мере пятнадцать человек из службы безопасности. И ты намерен справиться с ними раз-два? Это тебе не уличные полицейские. Они люди обученные и хорошо вооружённые. И при этом не такие уж дураки. Если ты хочешь, чтобы все это сработало, надо чтобы первый удар был помощней.

— Но они же будут не в том месте, — как можно бесстрастней возразил Миллер.

— А ты хочешь, чтобы они через какое-то время включились в дело? Нет, так не годится! Надо думать о том, как их вырубить из игры в первые же десять секунд. Эй, смотри на них, как на солдат! Это тебе не гоп-стоп. Мы тут имеем дело с боевой ситуацией.

— Но если меры безопасности будут такими жёсткими, как ты говоришь…

— Я могу с этим справиться. Я могу расставить твоих стрелков в нужных местах.

— И как ты, черт побери, намерен устроить это? — взорвался Миллер. Этот Алекс раздражал его до невозможности.

— Легче лёгкого, парень, — улыбнулся Доббенс, наслаждаясь возможностью продемонстрировать этому позёру высший класс. — Все, что вам надо будет сделать, это…

— И ты в самом деле думаешь, что мы можем так вот запросто пройти мимо них? — спросил Миллер, выслушав Алекса.

— Запросто. Не забывай, что я сам выписываю себе рабочие разнарядки.

Миллер с трудом подавил раздражение, сказав себе, что ради пользы дела надо объективно отнестись к идее Алекса. А она, как ни неприятно ему было признать это, имела смысл. Этот чернокожий дилетант учил его, профессионала, и тот факт, что идея его была толковой, вызывал ещё большее чувство неприязни.

— Эй, парень, это ведь не только лучше, но и легче осуществить, — сказал Алекс, стараясь звучать подобродушней. Белым при всей их заносчивости надо тоже порой отдавать должное. Этот парень привык все делать по-своему. Толковый парень, сообразительный, признался самому себе Доббенс, но ему не хватает гибкости. Если уж уцепится за какую-нибудь идею, в сторону его не свернёшь. Хорошего инженера из него бы не вышло. — Помнишь последнее дело, что мы провернули для вас? Поверь мне. Я ведь оказался прав тогда, не так ли?

При всех своих прочих достоинствах, Алекс, что касается умения обращаться с людьми, особым искусством не отличался. При этих словах Миллер опять едва не взорвался. Ему стоило огромного усилия воли сохранить хотя бы видимость спокойствия. «Теперь я понимаю, — подумал он, — почему янки так сильно любят этих нигеров».

— Дай мне обдумать это, — сказал он, уткнувшись в карту.

— Конечно. Вот что — я малость посплю, а ты можешь сидеть тут над картой сколько влезет.