Светлый фон

Швец нажал кнопку телефона с такой силой, словно хотел сломать.

— Где Алекс? — спросил он с сильным русским акцентом.

— Убит. — Джонатан закрыл дверь и прислонился к ней спиной. — Вы Швец?

— Зовите меня «Папик». Как Лара. Или вы предпочитаете, чтобы я Лару называл Эммой?

— Зовите как хотите. Я видел ее досье. А теперь повернитесь и пройдите в гостиную. Садитесь на диван. Руки на колени, чтобы я их видел.

Швец повернулся и вошел в скудно меблированную угловую комнату с большими панорамными окнами.

— Вы, как я посмотрю, стали настоящим профессионалом, — проговорил он, оглядываясь на Джонатана.

— Уж больно хорошие попались учителя.

— Сочту за комплимент, — отозвался его собеседник и добавил по-русски: — Спасибо.

Спасибо.

— И вас туда же.

Швец опустился на диван, демонстративно положив руки на колени:

— Так?

— Великолепно, — проговорил Джонатан довольно рассеянно, потому что его внимание отвлекли полицейские машины, запрудившие улицу рядом с домом, на четвертом этаже которого они находились, и суетливая толкотня людей в форме, которые так и сновали между автомобилями. Похоже, он попал из огня да в полымя. — Почему там, внизу, столько полиции? — спросил он.

— Они думают, будто ваша жена и я находимся вон в том угловом здании, — пояснил Швец.

— А где она?

— Как видите, не здесь. Вам нечего беспокоиться.

Джонатан, щурясь от боли, пронзившей плечи и шею, перевел взгляд на Швеца. Когда полицейские начали барабанить в дверь дома в Эзе, он тут же смекнул, что для него не остается иного выхода, кроме как инсценировать свою смерть. Это сработало в случае с Эммой, рассудил он. Отчего не попробовать и ему?

Сделать так, чтобы «пежо» смог ехать без водителя, было для него не слишком сложной задачей. Установив круиз-контроль на сто километров в час, он затащил на водительское сиденье тело мертвого русского, сам же открыл дверь и выпрыгнул на дорогу. Гораздо труднее оказалось упасть на дорожную щебенку. Ударившись о проезжую часть и перекатившись на обочину, он, как ни старался, все-таки сильно ушиб левое плечо, результатом чего явились частичный вывих и, как он подозревал, трещина ключицы. Только дикая, неукротимая злость смогла заставить его, преодолевая мучительную боль, подняться и сделать несколько первых неуверенных шагов вниз по склону холма. Разбитые локти кровоточили. Все, хватит, всякий раз повторял он себе, когда поврежденное плечо болело так, что хотелось кричать. Они его достаточно помучили.

Через полчаса он доковылял до железнодорожного вокзала в Монако, почистился в тамошнем туалете и взял билет на пригородный поезд до Ниццы. Там он пересел на отходивший в двадцать два пятьдесят восемь экспресс и прибыл на Лионский вокзал Парижа утром, в пять двадцать четыре.