— Как вы тогда объясните присутствие большого количества вашей семенной жидкости во влагалище миссис Бишоп, обнаруженное в ходе посмертного вскрытия утром в пятницу четвертого августа?

— Не может быть! — воскликнул Бишоп. — Абсолютно невозможно!

— Вы хотите сказать, сэр, что не имели полового соития с миссис Бишоп в четверг вечером третьего августа?

Глаза Бишопа решительно скосились влево.

— Именно это я и хочу сказать. Господи помилуй, я был в Лондоне! — Он оглянулся на адвоката. — Невозможно! Невозможно, черт побери!

Рой Грейс часто видел выражение лиц адвокатов, когда те слышали от своих клиентов неприкрытую ложь. Лицо Литона Ллойда оставалось непроницаемым. Из него вышел бы хороший игрок в покер.

В десять минут шестого, после того, как Гленн Брэнсон дотошно уточнил ответы Бишопа, данные на вчерашнем вечернем допросе и на втором нынче утром, придираясь практически к каждому слову, он рассудил, что они уже добились всего, на что рассчитывали на данном этапе.

Бишоп не сдавался по трем ключевым пунктам: лондонскому алиби, страховому полису и последнему соитию с женой. Но Брэнсон был доволен… и выжат, как лимон.

Бишопа увели в камеру, а солиситор остался наедине с двумя полицейскими офицерами.

Ллойд многозначительно посмотрел на часы и обратился к детективам:

— Полагаю, вам известно, что через три часа моего клиента придется освободить, если ему не будет предъявлено обвинение.

— Где вас можно найти? — спросил Брэнсон.

— Я еду к себе в контору.

— Мы с вами свяжемся.

Они вернулись в Суссекс-Хаус, поднялись в кабинет Роя Грейса, расселись за круглым столом.

— Хорошо поработал, Гленн, молодец, — повторил Грейс.

— Просто замечательно, — добавил Ник Николл.

Джейн Пакстон о чем-то задумалась. Она не из тех, кто раздает похвалы.

— Теперь надо обдумать следующий шаг.

Тут открылась дверь, и вошла Элинор Ходжсон с тоненькой пачкой сколотых бумаг.