— Тони?

— Тони. Я… — Она опять тяжело вздохнула. — Я… Он просто лежит там. А я продолжаю поддерживать… — Ее пальцы принялись мять салфетку. — Я просто… Я должна принять решение, Фил. Он лежит там, подключенный к системе жизнеобеспечения, и они хотят, чтобы я наконец приняла решение. Они хотят, чтобы я отключила его.

Голос Фила был тихим и спокойным.

— И поэтому ты убежала от меня?

Она кивнула. Ее пальцы уже рвали салфетку на мелкие кусочки.

— Но… мы, конечно, могли бы что-то придумать вместе…

Марина резко подняла голову и посмотрела ему прямо в лицо. Глаза ее были покрасневшими и влажными. Ее удерживало от рыданий только то, что они были на публике.

— Нет. Я должна сделать это сама. Это мое решение. Ты понимаешь меня?

— Объясни, — попросил он.

— Я не могу этого сделать, — сказала она. — Я просто не могу заставить себя выключить эту систему и… и… и осознать, что он наконец умер, умер по-настоящему, раз и навсегда.

Фил наклонился к ней.

— Ты думаешь, что у него есть шанс снова прийти в себя? Ты это имеешь в виду?

Она быстро вытерла слезы, твердо решив не дать упасть ни одной слезинке, и покачала головой.

— Нет. Нет, дело не в этом. По крайней мере, я не думаю, что это возможно… — Она снова покачала головой. — Это чувство вины. Оно… оно… — Ее голос упал. — Это убивает меня.

И это слышно в ее голосе, подумал он. Ее всю буквально ломает, крутит.

— Принятие решения?

Она еще раз покачала головой.

— Не только. Нет. Меня гложет, съедает изнутри… чувство вины. Я не могу… не могу жить дальше, не могу… принять себя, не могу позволить себе радоваться жизни, пока не приму решение. Пока не отпущу его.

Марина опустила голову, и плечи ее поникли, словно на них легла огромная тяжесть. Глаза ее уставились в стол.

— А я не могу отпустить его…