Он отошел в тень, прислушиваясь, приглядываясь и ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
И продолжая надеяться, что еще не слишком поздно.
Аспид чувствовал, как его охватывает охотничий азарт. К этому он и стремился. И уже неважно, Рани это или нет, — это было то самое, настоящее дело. То, ради чего он жил.
Подкрадываться, выслеживать, настигать добычу. Он обожал это. В такие моменты он жил полной жизнью.
В такие минуты он вспоминал отца и мог гордиться памятью о нем. Даже если тот сбежал и бросил их.
Он не винил его за это. Во всем виноваты эти две сучки в их доме.
Он вспомнил, как они в выходные разбивали лагерь в лесу, как выслеживали зверя, как загоняли, как убивали его. Это, говорил отец, и есть занятие для настоящих мужчин. Так настоящие мужчины и живут.
Аспид был с ним более чем согласен.
Но там было и другое, то, что происходило после всего этого… и что ему нравилось уже не так. На самом деле он ненавидел это. Ту боль, те страдания, которые он испытывал, когда отец заставлял его делать со своим телом то, что он делать не хотел.
Сначала, по крайней мере. В конце концов он к этому привык. И даже стал этого ждать.
Потому что сопровождалось это словами отца, которые запали ему в сердце и с которыми он жил всегда: «Все женщины шлюхи, сынок. Все до единой. И ты должен обращаться с ними соответственно. С любой из них».
Он усвоил это.
И сейчас поступал так же. Свернувшаяся внутри него змея уже раскручивала свои кольца, готовясь ужалить.
Он осмотрел территорию. И ничего не заметил, никакого движения.
Затем его глаза остановились на ящиках в углу. Рядом с ними большая выемка с водой, перед ними — бетонные блоки. Это там. Что-то быстрое и мимолетное. Просто какое-то движение.
Он улыбнулся. Он нашел ее.
Он продолжал следить. Вот она появилась снова, высунулась из-за дальнего конца ящика возле воды, думая, что ее не видно.
Это было так просто. На самом деле ему хотелось, чтобы в этом был какой-то вызов, какая-то борьба, трудности. Но это уже неважно. Охота есть охота.
Он медленно и незаметно двинулся вперед.