Рафаэла сложила руки, словно бы держала в них воображаемого малыша Иисуса, смешно надувая щеки. А потом проворчала:

— У меня руки чешутся пририсовать усы или бороду парочке здешних помпезных девственниц!

Я хотела спросить у нее, кого она имеет в виду — нарисованных или всамделишных девственниц, но тут за дверью Рафаэлы раздались негромкие шаги и кровь отхлынула у меня от лица. Я поспешно перевернула рисунок.

Шаги проследовали мимо, и мы понимающе улыбнулись друг другу.

— Я… я тоже немного рисую, — сообщила я.

— В самом деле? — протянула Рафаэла. Похоже, я оскорбила ее. Или она решила, что я могу стать ей соперницей?

— Вы слышали о художнице Сесилии Корнаро из Венеции?

— Кто же о ней не слышал? Разве не у нее был роман с лордом Байроном и Казановой в придачу? Это ведь английский милорд разбил ей сердце… но какая выдающаяся художница!

— Так вот, она моя подруга. И даже научила меня кое-чему…

Услышав мои слова, монахиня одним прыжком вскочила на ноги.

— Сесилия Корнаро! Ах ты, дорогуша! Да ты — настоящее сокровище! Кошечка ты моя дорогая!

Она быстро опустила жалюзи на окне и отработанным движением поставила ведро с мутной зеленоватой слизью из фонтана перед дверью, так что любой, кто попробовал бы войти, неминуемо наткнулся бы на него. Рафаэла взяла меня за плечи — на меня пахнуло ароматом ветивера[153] — и усадила перед мольбертом. Она вложила мне в руки кисть и дала небольшой квадратный кусочек холста.

— Покажи мне, что ты умеешь.

Мне почудилось, что черенок кисточки ожил у меня в руке. Как же здорово было вновь окунуть меховой кончик в мягкий пигмент! Я быстро набросала лицо Рафаэлы, добавив ему цвета и оттенка.

Она выхватила холст у меня из рук и достала из-под матраса небольшое зеркальце, иметь которое в монастыре воспрещалось строго-настрого. Сравнив нарисованное со своим отражением, она пустилась в пляс по комнате, размахивая моим рисунком, так что брызги не успевшей высохнуть краски полетели на выбеленные стены.

— Значит, это правда! Мы сможем рисовать вместе! Сестра Констанция… ведь тебя по-настоящему зовут Марчелла?

— Да.

— Марчелла и Рафаэла. Мы теперь сестры.

Едва Рафаэла произнесла слово «сестры», как радостная улыбка исчезла с ее лица и губы ее сложились в горестную тонкую линию. Она негромко проговорила: