Если верить записям об этой экзекуции, темные волосы Дамьена поседели за время истязаний. Казанова, еще один великий любовник, сообщает в своих мемуарах: «Я смотрел на эту ужасную сцену четыре часа, но был принужден несколько раз отворачиваться и затыкать уши, слыша его пронзительные вопли, когда его тело разрывали пополам».

Поместить в подвал лошадиную упряжку не представлялось возможным: пришлось мне обойтись собственными приспособлениями. Была сооружена система веревок и блоков, прикрепленных к полу и потолку и привязанных к мощной лебедке из тех, которыми пользуются на яхтах. Каждая веревка заканчивалась стальными кандалами, которые можно было закрепить вокруг запястий и лодыжек. При помощи веревок и растяжек Дэмьен был подвешен в воздухе, его конечности растянулись в виде огромной буквы X, его жалкие гениталии болтались, как требуха в лавке мясника.

Хлороформ оказал на него худшее действие, чем на остальных. Как только он очнулся, его вырвало со страшной силой, что не просто сделать, когда ты висишь в четырех футах над полом. Хорошо, что кляп был практически вынут у него изо рта, иначе он подавился бы собственной блевотиной, лишив меня удовлетворения от его наказания.

Он был совершенно сбит с толку. Он понятия не имел, где находится.

— Выбор пал на вас, — объясняю я. — Вам просто не повезло, вы неправильно выбрали профессию. Теперь я собираюсь допросить вас, как вы допрашивали своих подозреваемых.

Шаря на кухне тети Дорис, рассеянно ища что-то, что могло бы мне пригодиться, я обнаружил ее набор для изготовления кондитерских изделий. Я помню этот набор. Каждый год ее рождественские пирожные были чудом мастерства, сравняться с ней хотел бы каждый брэдфилдский кондитер. Как-то раз ее позвал дядя Гарри, когда она готовила большой кекс, и я взял ящик с набором формочек, решив помочь. Мне тогда было не больше шести лет.

Когда она вернулась и увидела мои старания, то пришла в полную ярость. Она схватила тяжелый кожаный ремень, которым дядя Гарри правил свои режущие горло бритвы, чтобы были острее, и выпорола меня так, что порвалась рубашка, а потом заперла в комнате, оставив без ужина, и продержала там почти сутки, причем мне некуда было пописать, кроме как в ведро. Я знал, что найду достойное применение ее драгоценному набору для печенья.

В подвале была паяльная лампа, которой можно было воспользоваться для нагревания формочек, чтобы оставить на Дэмьене отметины, как это делал палач на его тезке двести сорок лет назад. Было что-то невероятно красивое в том, как его кожа расцветала алыми вспышками звезд, когда раскаленные докрасна мирные розетки соприкасались с бледной плотью. Это было поразительно эффектно. Он рассказал все, что мне хотелось узнать, и целую кучу всякой чепухи, на которую мне было плевать. Жаль только, что он не занимался непосредственно расследованием моей предыдущей «работы», тогда у меня было бы подтверждение из первых рук, что полиция в растерянности.