— Вы знаете аэропорт Нарита? Во втором терминале на третьем этаже есть знаменитое место встреч — Рандеву-плаза. Там вы сможете забрать своего сына завтра, от трех до четырех часов дня.
— Надеюсь, ты понимаешь, что, если с Грегорио что-нибудь случится, я вынужден буду забыть о том, что я полицейский, и посвятить остаток жизни тому, чтобы найти тебя и собственными руками вырвать у тебя кишки.
— Не будем понапрасну ссориться, инспектор. Я же сказал, для меня ваш сын не более чем залог безопасности. Его смерть мне совершенно ни к чему. Более того, я должен вам сказать, что начинаю испытывать к мальчику истинное уважение.
В этот момент вошел Грегорио с белым конвертом, о котором говорил Пердомо, и вручил его своему похитителю. Конверт был холоден, как мраморная плита. Чтобы освободить руку, Рескальо прижал трубку к уху плечом и открыл конверт, в котором действительно оказалось два паспорта и три тысячи долларов купюрами по десять, двадцать и сто долларов. Итальянец проверил срок действия документов и, увидев дату рождения инспектора, воскликнул:
— Да вы Телец, Пердомо! Как и я. Сердечно поздравляю. Хотя, как вам известно, если уж Телец бывает плох, то он всех заткнет за пояс: он жаден, упрям, вспыльчив, падок на легкий заработок, властолюбив. И фотография ваша никуда не годится, пускай вам выдадут новый паспорт.
С этими словами он взял ножницы и принялся кромсать паспорт полицейского, а затем швырнул на пол, где уже лежала фотография его жены.
— А теперь попрошу вас о последнем одолжении,
Виолончелист приблизил трубку к уху мальчика и дал знак говорить:
— Папа!
— Да, Грегорио. Если ты будешь делать то, что он скажет, с тобой ничего не случится, поверь мне.
— Договорились, папа.
— Ничего не предпринимай, не провоцируй его, пусть он чувствует полный контроль над ситуацией.
— Да, папа.
— Я позабочусь о том, чтобы завтра днем кто-нибудь забрал тебя с места встречи в Нарите. И последнее, ответь мне просто да или нет. У Рескальо скрипка с собой?
— Да, папа.
Решив, что беседа затянулась, итальянец взял трубку у Грегорио.