— Имя помните?

— Нет, начисто забыл.

— Нет ли у вас копии платежных документов по зарплате?

— Прошло двадцать лет. Мы не обязаны хранить их так долго.

Вивьен заговорила самым доверительным тоном, каким только могла:

— Мистер Ньюборн, я не агент налоговой полиции. Я тут по причине исключительной важности. Любая деталь, даже самая незначительная, может быть существенна для нас.

Чак Ньюборн уступил и признался в прежних грехах своей фирмы.

— В ту пору, чтобы свести концы с концами, мы нанимали рабочих и без оформления. Теперь это уже невозможно, потому что у нас много крупных заказов, да и вообще нынче недопустимы подобные уловки. Но тогда нам приходилось идти на них, чтобы выжить. С этими людьми расплачивались без всякого оформления документов.

— Помните ли еще что-нибудь об этом человеке?

— Как-то отец рассказал за ужином, что, когда он пришел устраиваться на работу, запросил плату, которая показалась вполне подходящей, кроме того показал себя весьма толковым строителем. Пока они стояли и разговаривали, он тут же на глазок прикинул, сколько железа и цемента нужно для фундамента.

— А потом больше не работал у вас?

— Нет. Ушел сразу после окончания строительства дома Мисника.

Вивьен помолчала, снова давая собеседнику успокоиться, поскольку он, похоже, нервничал все сильнее.

— А что скажете о взрыве?

— Однажды ночью дом рухнул, погибли майор и вся его семья. Вернее было бы сказать, не рухнул, а сломался — просто аккуратно сложился, почти ничего не повредив вокруг.

Вивьен посмотрела на Рассела. Оба подумали об одном и том же. Этот человек с тем же дьявольским мастерством, с каким прикинул объем железа и цемента, подсчитал и количество взрывчатки. И нашел способ взорвать ее.

— Вы говорили тогда с полицией?

Осознание вины тенью легло на лицо Чака Ньюборна:

— Боюсь, что нет.

Причина была очевидна. Он только что изложил ее. Говорить об этом означало бы отдать себя в руки налоговой полиции с неизбежными последствиями. Вивьен почувствовала как ее охватил, словно порыв горячего ветра, гнев.