— Я обещал тебе ужин, помнишь?

Наверное, он не знает, что уже победил. Или же знает и хочет убить меня. И в том и в другом случае я вовсе не собираюсь бежать. Не представляю, какое у меня выражение лица, потому что совершенно растеряна, но почему-то успеваю подумать: ведь это преступление — не иметь ни одной его фотографии.

Рассел подходит к столу и поясняет:

— Этот ужин, приготовлен любимым поваром моего отца. Тут лангуст, устрицы, икра и уйма всяких других вещей, названия которых не помню.

Изящным жестом указывает на бутылку в ведерке:

— Для рыбы у нас отличное шампанское.

Потом берет другую бутылку с красным вином и яркой этикеткой:

— А для всего остального «Матто», по-итальянски это значит «безумный», не так ли? Великолепное итальянское вино.

Сердце бьется на пределе, дальше некуда, а дыхание уже почти прервалось.

Подхожу и бросаюсь ему на шею.

Целуя его, чувствую, как все проходит и все приходит одновременно. Чувствую, что все существует и ничто не существует только потому, что целую его.

И когда ощущаю, что он отвечает на мой поцелуй, думаю, что умерла бы без него и, наверное, умру ради него в эту минуту.

На секунду отстраняюсь. Только на секунду, потому что дольше не в силах.

— Пойдем в постель.

— А ужин?

— К черту ужин.

Он улыбается мне. Улыбается, касаясь моих губ, и я чувствую его дыхание, его дивный аромат.

— Там дверь открыта.

— К черту дверь.

Мы идем в спальню, и какое-то время, которое кажется бесконечным, я ощущаю себя и глупой, и дурой, и распутной женщиной, и самой прекрасной на свете, и любимой, и обожаемой, и повелеваю, и умоляю, и повинуюсь.