Шекспир, как всегда, на своем любимом месте — среди актеров в уборной позади сцены. Разглядывает зрителей. Смотрит на нее.
Протрубили фанфары, и представление началось, перенося публику в Испанию. Ближе к концу первого действия в руку женщине сунули записку. Убедившись, что ее сторону никто не смотрит, она опустила глаза. «Я — склеп, могила для своей же чести, — писал кто-то, — поместье мрачное, где смерть одна гнездится». Слова были ей незнакомы.
Несколько мгновений спустя на сцене показался мальчик-актер, из тех, которым так удавались женские роли. Его героиня, молодая женщина, выступила из-за кулис — простоволосая, в разорванном платье — и, рыдая, прокричала эти строки в зал. Ее только что обесчестили.
Тут женщина почувствовала на себе тяжесть чужого взгляда. Она посмотрела туда, где обыкновенно сидел Шекспир, но нет — ощущение исходило откуда-то сбоку. Доверившись себе, она перевела взгляд направо, к господским ложам. Однако и там все лица были обращены к сцене. Хотя… кто-то откинулся на скамье: пожилой джентльмен с холеной бородкой. Лорд Нортгемптон. Он встретился с ней глазами и, зловеще усмехнувшись, кивнул. Потом его взгляд скользнул к девочке.
«Око за око» — таков был закон, по которому он жил. Священник за священника. Дочь за дочь.
— Вставай, мы уходим. — Она стиснула руку девочки.
— Ну, мама… — заныла та.
— Я сказала: уходим.
Акт четвертый
Акт четвертый
39
39
В руках у меня была шкатулка викторианской эпохи — дерево узорчатой текстуры, инкрустация эбеном и перламутром. Я откинула крышку. Внутри лежала книжечка в кожаном переплете. Чей-то дневник.
Я протянула руку, но Атенаида накрыла ее своей.
— Сначала расскажи нам, чего мы еще не знаем. Мэттью уже ввел меня в курс дела — насколько мог. Теперь твоя очередь.
Я описала наши поездки в Вестминстерское аббатство, Уилтон-Хаус и Вальядолид. Только о броши с портретом язык не повернулся рассказать. Сама не знаю, почему я о ней утаила. По ходу рассказа Атенаида пристально смотрела на меня, явно чуя недомолвку; но как только я договорила, руку все-таки убрала.
Я вынула книжечку и развернула на первой странице. К листку форзаца был приклеен еще один: на нем среди серого фона проступал рисунок — копия рельефа, полученная притиранием. Изображал он все ту же химеру. Остальные страницы были исписаны изящным почерком, который я уже успела запомнить.
— Читай, — сказала Атенаида.