Он поднял меня на ноги.

— Потому что кое-кто должен поплатиться.

И тут сигнал тревоги утих.

41

За комнатой для распятия тянулся длинный, узкий, тускло освещенный коридор, наводивший на мысль о военном лагере или бомбоубежище. Окон не было, лишь указывающая влево стрелка на стене с надписью «Поверхность». Мы находились под землей.

Алекс тащил меня, моя рука лежала на его плечах, ноги еле двигались. Он оказался прав: там, где была пленка, боль умерилась, по крайней мере на поверхности кожи. Внутри же все будто разрывали бритвенные лезвия.

На проводах над нами висели лампочки без абажуров, и мы проходили мимо множества дверей, большей частью закрытых, но несколько были открыты. Я заглянул в одну из комнат, маленькую и пустую, если не считать пары двухъярусных коек напротив друг друга.

Чем дальше мы шли, тем темнее становился коридор. Он был сырым, с затхлым, застоявшимся запахом. Рядом со швами в стенах шли ржавые полосы. Алекс остановился и прислушался. Над нами звучали приглушенные голоса. Разобрать слова не удавалось, трудно было даже понять, мужчины это говорят или женщины. Я снова начал терять сознание, но Алекс привел меня в чувство, заставив идти вперед.

В конце концов мы зашли в одну из дверей. За ней находилась треугольной формы прихожая с еще двумя дверями. Левая, с надписью «Операционная», была застеклена. Я разглядел внутри побеленные стены, зубоврачебное кресло, панель с выключателями и розетками над передней спинкой койки, кислородный баллон и такую же тележку, как у Легиона, полную скальпелей, долот, ножниц и зажимов. За дверью справа — без надписи и тоже застекленной — было почти темно, лишь тускло светилась флуоресцентная лампа.

Алекс прошел в правую дверь. Кроме той лампы, что я увидел, здесь было еще две таких же, метрах в десяти друг от друга. Проходя мимо, мы слышали их негромкое гудение. Этот коридор был короче, с двумя дверями по бокам и третьей, открытой в конце. От нее вверх шла лестница.

Внезапно там замелькали силуэты.

Алекс рванул меня вперед, в правую дверь. За ней оказалась комната, похожая на ту, что я видел раньше: две двухъярусные койки и стол. Алекс закрыл дверь и включил свет. На стене висели две зеленые спортивные куртки с капюшонами и две пары брюк. На полу стояли ботинки.

— Наденьте их, — негромко сказал он и, когда за дверью послышались голоса проходивших мимо людей, прижал палец к губам. Взглянув на часы, он усадил меня на одну из коек и протянул спортивную куртку: — Она вам понадобится. На улице холодно.

Он был невероятно сосредоточен, решителен, совсем не такой, как мне представлялось. Может быть, долгое пребывание в бегах меняет человека.