– Ценю людей, которые везде побывали! – отреагировал я на изящную родную речь и щепотью прихватил губы декабристской прапраправнучки. Цыц!

– Дыфать на даеф!

Ладно-ладно, дыши, сопи в две дырочки, но – беззвучно. Сказал же: цыц! Уже шаги. Марси. Я ее хорошо чувствую.

Шаги стихли у раздолбанных дверей… Потом зазвучали, отдаляясь и приглушаясь. Ага. Марси внутри.

Фроляйн-мисс Галински пикнула. Убить не убил, но взял за горло и еще раз пообещал сплошными шипящими, что убью.

– Пыль! – сдавленно выпихнула она из глотки.

Шаги снова приблизились – вот Марси уже на пороге студии, вот переступила порог, вот… сейчас начнет спускаться вниз. Нет. пауза. А потом – легкая, почти невесомая поступь: не вниз, не на выход, а – к нам, на третий этаж. И опять пауза.

– Алекс? – тон у Марси не удивленный и не вопрошающий. Укоризненный у нее был тон: мол, я же тебя нашла – чего ж прятаться, выходи, стук-стук-палочки.

Я не вышел. Я – мертвей мертвого. Хельга – тоже.

– Алекс!

Да, я ее хорошо чувствую. Но и она меня чувствует хорошо. И даже лучше.

Вздохнула. Нет так нет. И наконец-то с дробным мягким перестуком – вниз, на выход.

Короткий рык «порша». Дальше – тишина.

Знает ли Бояров о судьбе троих русских, тех самых, которые несколько дней назад появились на Брайтоне?

Еще бы! Кому и знать, как не мне!

Знает ли Бояров о судьбе некоего русского шофера, с которым эта самая троица разъезжала по Нью-Йорку?

Чихать мне на шофера! Что за шофер еще такой?! Ах, вот так? Печально, да. С кем не бывает, все мы лишь гости в этом лучшем из миров. В автокатастрофах гибнет больше, чем от инфарктов. Чихать мне на шофера, знать не знаю.

А не кажутся ли Боярову странными совпадения во времени и пространстве – убийство троих русских, убийство шофера (да, не автокатастрофа, то есть не случайная автокатастрофа)? Не задумывался ли Алекс, кто может стать следующим?

Задумывался. А также задумывался о липовых колумбийцах, о провокационном разгроме студии, даже вот взял и задумался о ночной стычке в сабвее. Но в особо глубокую задумчивость меня погрузило появление Хельги Галински – непосредственно перед и сразу после серии н-недоразумений с героем первых двух «транзитов». Или Хельга Галински учуяла: пришла пора за третий «транзит» браться, матерьяльчик поднакопился?

Да, бабена мать, учуяла! Только пусть Алекс не полагает, что он – единственный носитель-хранитель истин! Он, жеребец, только и знает руками-ногами размахивать, а мозгами пошевелить – никак! И если бы не Хельга Галински, переложившая косноязычную исповедь швейцара-вышибалы на приличный текст…