Так получалось и на этот раз. Яшида знал, что, проникнув в "Грин бранчес", он приблизит к завершению еще одно свое задание, и это вызывало у него меланхолию, несмотря на растущее возбуждение от предвкушения успеха.

Дело в том, что он относился к Хэму далеко не безразлично, видя в нем воплощение всего того хорошего, что можно сказать об американцах, и, признаваясь самому себе, считал, что на данный момент Хэм является его лучшим другом. Этот парадокс не остался им незамеченным, однако он понимал, что это никак не повлияет ни на его планы, ни на окончательный исход, представлявшийся ему неизбежным.

Яшида ощущал себя орудием истории, и даже сейчас, жуя начиненный сыром, кетчупом и жареным луком бутерброд, он помнил, что в конечном счете лишь история имеет для него значение. Все остальное со временем будет предано забвению, и единственный доступный его пониманию смысл жизни – это не упустить шанс оставить хотя бы маленький, но свой след в истории.

– Ты для меня и друг и соратник, – произнес Хэм, – поэтому я знаю, что с твоей стороны это не хамство.

– Даже в разговоре с лучшим другом нельзя фальшивить, касаясь семейных дел, – сказал Яшида, буквально физически ощущая на себе тяжелый взгляд Хэма. – По-моему, невозможно быть полноценным человеком, если жить, все время под кого-то подстраиваясь. А еще я считаю, что жизнь – это борьба за то, чтобы понять, кто ты есть на самом деле, а не кем бы тебя хотели видеть другие.

– Закончил?

– Да.

– Это хорошо, – констатировал Хэм и взял в руки бутерброд. – Теперь я могу поесть спокойно, не опасаясь несварения желудка.

Три часа спустя, облачившись в матово-черные костюмы и намазав лица черной краской, они спустились в систему туннелей под одной из улиц на окраине Арлингтона и, то и дело задевая за стенки, отправились в подземное путешествие по направлению к клинике "Грин бранчес".

Туннель действительно оказался старым. Лучи от ручных фонарей дневного света освещали трещины в железобетонных стенах, сквозь которые просачивалась вонючая вода, образуя на вогнутой внутренней поверхности слой слизи.

Хэм заприметил крысу размером чуть ли не с полруки, но чудище, скорее всего, сытое, не стало приближаться к людям, вторгшимся на его территорию.

Подземный вход в клинику оказался запертым наглухо, работа с замком, хоть и ржавым, почти не отняла времени. Минуту спустя они ступили за обшитую свинцом железную дверь.

* * *

– Прежде чем мы расстанемся, – сказала Минако, – позвольте рассказать кое-что о Достопочтенной Матери, этой выжившей из ума богине, к которой я теперь испытываю лишь омерзение и страх. Это демон женского рода. Из того, что я знаю о ней, я почти готова поверить сказкам о том, что у нее клыки вместо зубов.