Подойдя к берегу горного озера, они остановились и сняли свои "гэта" и хлопчатобумажные монашеские одеяния "таби". Достопочтенная Мать вошла в озеро. На некотором расстоянии от них с черных зазубренных скал низвергался священный водопад. Она обернулась лицом к мальчику и протянула руку. Он вместе с ней прошел до гладким и осклизлым подводным камням к тому месту, куда обрушивался сверху поток.
Его поразили неистовство и разгул воды, таящей в себе мощь и энергию.
Достопочтенная Мать положила ему руку на плечо и подвела к самому водопаду, так что холодный поток обдал ему спину. Затем, обхватив его голову руками, она втолкнула его прямо в толщу падающей воды.
Под напором воды Яшида упал на колени, он задыхался, а Достопочтенная Мать упорно удерживала его на месте, чтобы он ощутил неимоверную силу и энергию водопада и очистился бы, как это предписывал обычай синтоизма.
Затем она втащила его в самый центр бушующего потока. Там в нескольких местах оказались воздушные мешки, темные и наполненные брызгами, но он все же мог как-то дышать.
Падающий сверху поток был настолько силен, что даже сорвал с Яшиды набедренную повязку – единственное, что было на нем. А может, это Достопочтенная Мать что-то сделала, так чтобы оголилась его плоть, потому что он почувствовал, как ее руки на мгновение оторвались от его головы и дотронулись до бедер. Достопочтенная Мать стояла к нему вплотную, он даже видел, как вода проникала сквозь тонкую хлопчатобумажную одежду и омывала ее. Под мокрой тканью четко различались каждая извилина, каждая складка и каждое закругление женского тела. Это вызывало у мальчика острые эротические ощущения, заглушая его чистые, целомудренные чувства и срывая одежды с богов, населяющих этот лес и насыщающих его природной силой и первобытным великолепием.
Взяв руки Яшиды в свои. Достопочтенная Мать положила их себе на грудь и прижала пальцами его ладони, чтобы он ощутил упругость ее тела. Затем она развела его руки и мокрая ткань отлипла от них. Яшида ощутил, как что-то деревенеет у него в паху, и почувствовал невообразимую боль в груди, от которой, казалось, даже сердце сжалось. Глаза у Достопочтенной Матери засверкали. Ему показалось, что из-за падающих струй ему приоткрылась тайна, ведущая к бесчисленному множеству звезд, сверкающих холодным блеском над лесистым холмом.
– Я снег зимы, цикада лета, – шептала ему на ухо Достопочтенная Мать, жадно ощупывая его детское тельце. – Я утреннее сияние весны и северный холодный ветер осени. – Она встала перед ним на колени. – Я лисица, жадно поглощающая внутренности кроликов, я молодой олень, который бежит при малейшем шорохе. Я стану лелеять тебя, охранять, кормить тебя и поглощу тебя.