— А остальные члены семьи Андреми?

— Большинство из них покинуло Лавилль. Ее сын мертв, как вы знаете…

Да, не знать об этом было невозможно: совершив убийство шестерых детей в парижском регионе, Пьер Андреми был застигнут на месте преступления, когда уже собирался убить седьмую жертву. Ему удалось бежать, после чего он совершил самосожжение (теперь, после сведений, полученных от Клемана, этот поступок казался Бертеги имеющим некоторое символическое значение, а не просто выходкой сумасшедшего), видеозапись которого была разослана нескольким телекомпаниям. Почти все они продемонстрировали кадры того, как красивый молодой человек с магнетическим взглядом обливает себя бензином и без колебаний щелкает зажигалкой. Эта трансляция вызвала многочисленные дискуссии относительно подлинности записи и морального ущерба, нанесенного телезрителям.

— Кажется, именно после его смерти его мать принялась расшатывать организацию, — сказал Клеман.

— Как это?

— Ну, я сам точно не знаю… но, кажется, передача силы по наследству имела для них большое значение… Для них была важна преемственность, скажем так. Эти люди, — на лице Клемана появилась гримаса отвращения, — как будто все еще живут в Средние века…

Преемственность… О том же самом говорил и Либерман. О магических способностях, передаваемых по наследству.

— Но этого, конечно, вы не прочитаете ни в одном досье, — сказал Клеман, кивая на стоику дел, лежащую перед Бертеги.

Тот вопросительно взглянул на подчиненного.

— Этого не было ни в чьих показаниях. Все эти сведения — из разряда «говорят, что…». Вы же знаете, как это происходит: встречаешься с какой-нибудь старой дамой, которая некогда знала Матильду Андреми, и она за чашкой чая с бисквитами рассказывает вам пару-тройку любопытных вещей… Или с антикваром, который снабжал семью Талько предметами старины… и тот пересказывает вам, что ему иногда доводилось слышать, — и, разумеется, добавляет, что он вам ничего не говорил.

Бертеги понимал, о чем речь. Проведя в Лавилле несколько месяцев, он уже начал понемногу разбираться в здешней необычной системе коммуникации — чем-то вроде азбуки Морзе, состоящей из вздохов, взглядов искоса и усмешек в уголках губ.

— Но зато, — продолжал Клеман, — в этих папках будет все остальное: показания, переданные в суд, копии судебных протоколов…

— Но сколько всего человек было допрошено? Пятьдесят, сто?

— Да, около ста, — кивнул Клеман. — Но далеко не все материалы были переданы в суд. Как вы знаете, многие из них пропали. Не говоря уже о том, что многих свидетелей допрашивали неофициально, на дому…