— Что?

— Интонация, с которой он произнес «ничего личного». Я помню каждый звук, помню его взгляд. Незнакомец не сердился и не орал, не выглядел сумасшедшим и не бился в истерике. Он говорил спокойно, даже улыбался — так говорят об интересной книге, которую только что прочли. — Кэтти отпила еще глоток. — Итак, я выполнила его приказ. Я держала язык за зубами.

— Не знаю, важно ли вам это, но я считаю ваше решение мудрым, — сказала я. — Судя по вашему описанию, Незнакомец не из тех, кто блефует. Если бы вы открыли рот, он, вероятно, причинил бы боль Саре или вам обеим.

— Я постоянно говорю себе об этом, — ответила Кэтти, пытаясь улыбнуться. — И тем не менее… — Она еще раз глотнула кофе. — Он отделал меня по полной программе. Пробил мне череп и раздробил какую-то кость, так что ее пришлось удалить. Переломал мне руки и ноги обломком трубы и вышиб почти все зубы. Теперь у меня вставные. Что еще? Ах да — до сих пор я не могу выйти из дома, у меня начинается жуткая паника.

Кэтти замолчала. Теперь она ждала нашей реакции. А я, размышляя о бесконечных неделях в больнице, вспомнила, как ненавидела все до единого изречения, которыми меня успокаивали, всю пресловутую народную мудрость. Потому что не существует на свете подходящих слов.

— Я не знаю, что сказать, — произнесла я.

Кэтти улыбнулась, на этот раз искренне и тепло.

И эта улыбка застигла меня врасплох.

— Спасибо.

Мы поняли друг друга.

— А теперь, Кэтти… Что же он вам все-таки дал?

Кэтти махнула на дверь:

— Спальня справа. Поищите в верхнем ящике.

Келли кивнула мне, встала и пошла в спальню. Через минуту она вернулась с озабоченным лицом, села и разжала кулак. На солнце что-то сверкнуло. Жетон полицейского.

— Это мой, — сказала Кэтти. — Мой жетон.

Я уставилась на него.

— Символы — они символы и есть.

В полнейшем замешательстве я вопросительно взглянула на Келли. Она пожала плечами.

— Кэтти, вы не знаете, почему Незнакомец придавал жетону особое значение? — спросила я.

— Нет. К сожалению, нет. Уж поверьте, я столько думала об этом.