— Да, да, здесь.

Нэд вбил в стену гвоздь и повесил картину, затем отступил на шаг и бросил на нее критический взгляд.

— Вроде ровно.

Картину разместили напротив кровати, так же как в старой спальне Сары. И Сара не могла отвести от нее глаз.

— Твоя мама была талантливой художницей. Это очень красиво!

— Раньше мама на каждый мой день рождения писала для меня картину. А эта — моя любимая. Спасибо, что помог мне ее вернуть.

Нэд улыбнулся и отвел глаза. Он смущался, когда его хвалили. Но Сара видела, что он очень доволен.

— Пожалуйста. Хотя на самом деле благодари Кэтти. — Он нахмурился и, кашлянув, произнес: — И… э-э… спасибо… ну, ты понимаешь… что позволила нам тебя удочерить. — Он взглянул Саре в глаза: — Я хочу, чтобы ты знала: мы оба этого хотели. Твое присутствие в нашем доме важно и для меня, и для Дэзире.

Сара внимательно смотрела на неухоженного и добросердечного водителя грузовика. Она знала, он толком не умеет выражать нежные чувства. Она также знала, что может быть в нем абсолютно уверена.

— Я очень рада, — сказала Сара. — И мне это важно. Я люблю Дэзире, Нэд, и тебя тоже люблю.

От ее слов в серых глазах Нэда что-то блеснуло. Он выглядел так, словно в одну и ту же минуту ему причинили боль и подарили много счастья.

— Ведь ты тоскуешь по дочке больше, чем Дэзире?

Нэд уставился на Сару, моргнул и отвел взгляд. Его глаза остановились на картине, и он продолжил говорить, глядя на нее:

— После смерти Дианы я сам чуть не умер. Я не мог двигаться, не мог думать, работать. Для меня померк свет. — Он нахмурился. — Мой отец был пьяницей, и я поклялся себе, что никогда не притронусь к спиртному. Однако через месяц бесплодных попыток унять боль я купил бутылку виски. — Нэд посмотрел на Сару и улыбнулся своей нежной улыбкой. — Меня спасла Дэзире. Выхватила бутылку, вылила виски в раковину, принялась кричать и лупить меня и кричала и лупила, пока не заставила сделать то, что я давно уже должен был сделать.

— Она заставила тебя плакать, — догадалась Сара.

— Ты права. И я зарыдал. Я рыдал очень долго… А на следующее утро ко мне вернулось желание жить. Любви Дэзире хватило на то, чтобы спасти меня. Хотя Дэзире было куда больней. Вот и ответ на твой вопрос. Дэзире тоскует по нашей дочке не меньше, а гораздо больше, чем я. Потому что она умеет любить, как никто другой. — И вновь Нэду стало неловко. — А сейчас пора спать.

— Нэд?

— Что, малышка?

— А ты меня любишь?

Нэд ответил не сразу. Он улыбнулся своей великолепной, замечательной улыбкой, и от его неловкости не осталось и следа. «Так улыбалась мама, — изумилась Сара, — как солнышко на лепестках роз».