Тоуби довольно быстро обнаружил греческие, португальские, итальянские, французские, испанские и английские имена. Записи сделаны на множестве языков. Тут были и кириллица, и греческий, и иврит, и китайский, и даже суахили. Некоторые разобрать не удалось.

— Что же это был за город с таким своеобразным населением, не говоря уже о его численности в 1527 году? — задумчиво проговорил Тоуби Парфитт. — А этот дивный пергамент в примитивном переплете? У меня ощущение, будто книга эта не XVI века, а старше. От нее веет Средневековьем.

— Но датирована 1527 годом.

— Ну и что? Я привык прислушиваться к интуиции и вам советую. — Он помолчал. — Придется, видимо, обратиться к ученым экспертам.

— Сколько она стоит?

— Понятия не имею. Но в любом случае лот уникальный, а коллекционеры такие вещи любят. Полагаю, за эту штуковину мы получим много. — Он бережно перенес книгу в дальний конец стола и положил на почетное место в стороне от других. — Давайте разберем остальные материалы из Кантуэлл-Холла. Введите, пожалуйста, все лоты в компьютер, а когда закончите, внимательно просмотрите книги на предмет пометок, автографов, печатей и прочего. Нам не следует предоставлять клиентам бесплатное удовольствие.

Вечером, после ухода помощника, Тоуби вернулся на цокольный этаж. Он быстро миновал коллекцию лорда Кантуэлла, выложенную на трех длинных столах, — в данный момент книги представляли для него не больше интереса, чем кипа старых журналов «Хелло!», — и подошел к той, которая занимала его мысли целый день.

Водрузив ладони, уже без перчаток, на гладкую кожу, Тоуби замер в благоговении. В будущем он станет утверждать, будто в тот момент почувствовал с этим неодушевленным предметом необъяснимую физическую связь. Хотя прежде никакой склонности в подобной ерунде у себя не замечал.

— Кто ты и откуда? — громко спросил Тоуби Парфитт, удостоверившись, что находится в комнате один. Ведь разговаривать с книгами в аукционном доме «Пирс и Уайт» было не принято. — Прошу тебя, откликнись, открой свою тайну.

1

1

Уилл Пайпер с трудом переносил детский плач. Правда, плач своего первого ребенка, четверть века назад, он помнил смутно. Тогда, во Флориде, молодой Уилл только начинал помощником шерифа, и смены были одна тяжелее другой. К утру, когда он добирался до дому, маленькая дочка уже весело занималась своими детскими делами. Когда же ему выпадала радость провести ночь с женой и Лора начинала плакать, он просыпался и сразу засыпал, прежде чем Мелани успевала достать из подогревателя бутылочку с молоком. Менять пеленки и кормить ребенка тогда ему не довелось. Впрочем, Уилл расстался с женой, не дождавшись второго дня рождения Лоры.