Когда Адам принимал душ в ванной, она убежала. Впрочем, думаю, его это устроило. Он был осторожен и заставлял ее делать ровно столько, сколько ему хотелось. Да, у нее остались синяки и кровь, но это не доказывало изнасилования — секс, пусть и грубый, вполне мог случиться по взаимному согласию. Подонок все рассчитал. Вряд ли он сделал это впервые. Знал, что ему все сойдет с рук.
Но Ребекка была настроена решительно. Она хотела пойти в полицию и официально заявить об изнасиловании, чтобы Адама поставили на место и наказали. Я долго объясняла, что, если она все расскажет полиции и дело дойдет до суда, ей придется выдержать безжалостные нападки адвоката зашиты. Адам, как и обещал, выйдет сухим из воды. Она раструбила всем подряд, что по уши в него влюблена. Она пошла туда добровольно. Она много выпила. У него хорошо подвешен язык, он красив, обаятелен и внушает доверие. У нее почти нет шансов добиться обвинительного приговора, даже если ей все-таки удастся добиться судебного разбирательства. В сущности, эта история на долгие годы испортит ей жизнь.
— Живи дальше, — посоветовала я. — Со временем все забудется, а тебе впредь будет урок. Законными методами его не накажешь. Он слишком умен.
— Но это несправедливо, — без конца твердила подруга, — несправедливо!
Ребекка была права. После того, что произошло, она совсем потерялась и словно окаменела. Так поступить с ней — все равно что пнуть ногой беззащитного котенка. Ей надо было пойти к врачу и провериться на половые инфекции, потому что Роули, естественно, не пользовался презервативом и мог ее заразить. Хорошо хоть, она принимала противозачаточные таблетки: беременность ее убила бы.
Она не могла видеть Адама, не могла находиться с ним в одном помещении. Он наболтал про нее своим дружкам, и они громким шепотом — так, чтобы Ребекка слышала — обсуждали между собой, какая она глупая курица и как скучно с ней трахаться. Адам потирал руки от удовольствия, упиваясь ее несчастьем и властью, которую над ней получил.
Я считала, что ему нельзя это спускать.
Мне повезло: Адам, будучи авантюристом, любил острые ощущения и эксперименты за гранью дозволенного, которые позволяли ему демонстрировать свой героизм. До этого я никогда не продавала таблетки напрямую, но тут впервые нарушила собственное правило — сама подошла к Роули и спросила, не хочет ли он кайфануть первомайским утром. Я сделала вид, будто он единственный из моих знакомых, кому я могу предложить наркотики, и назвала смешную цену: пусть думает, что я не знаю истинную стоимость своего товара.