— Да, ты прав.
66
66
Телефон зазвонил в тот самый момент, когда смолкла сирена. Номер начинался на +45 — значит, датский. Разговаривать по телефону в церкви было запрещено, но Томмасо поставил свечку для мамы, перекрестился и вообще был хорошим мальчиком. Даже две свечи на всякий случай. Маленькие елочные свечки, которые сгорели почти мгновенно. Он отошел в боковой придел, чтобы никому не мешать, и заговорил вполголоса.
— Томмасо Ди Барбара.
Звонила та же самая датчанка, она спросила, прослушал ли он оставленное ею сообщение.
— Оui.[101]
У ее французского был сильный датский акцент, зато она очень четко чеканила слова.
— Все сходится, до последней цифры после запятой.
— Это просто невероятно.
— Если мы правильно предполагаем, что речь идет о числе тридцать шесть…
В трубке что-то скрипело. Томмасо взглянул на лик Иисуса у себя над головой. Тот стоял, раскинув руки в стороны, а Фома неверующий ощупывал пальцем рану у него на боку — там, где римское копье проткнуло тело Спасителя.
— Алло, вы тут?
— Да, простите, — ответила Ханна. — Два последних убийства. Должны произойти у вас или у нас.
— Вы уверены?
— Да, — она ответила не колеблясь, исполненная веры в свои слова, что как нельзя лучше гармонировало с местом, где находился Томмасо.
— Но… — начал он, пытаясь внятно сформулировать свое удивление. В стеклянном гробу у алтаря лежала одетая в красное кукла, которую фотографировал какой-то турист. Томмасо отвернулся от этой сцены и спросил в трубку: — Когда?
— Похоже, все убийства совершались на закате солнца.