— Нет, не стоит. Спасибо, что уделили мне время.
Нильс поспешил прочь, предоставив врачу Петеру Винтеру самому разбираться со своим отчаянием и порушенными отношениями.
* * *
— Рассказывай, Ханна, — бросил Нильс на бегу.
— Она акушерка, но сейчас обедает. Столовая у них на первом этаже.
Он с силой вдавил кнопку лифта.
— Может, вы как-то будете подбирать их по географическому принципу?
— В смысле?
— Ну, чтобы я говорил с ними по мере того, как иду из одного крыла в другое, а не бегал каждый раз из одного конца больницы в другой.
Ханна молчала, лифт все не приезжал. Нильс выглянул в окно. Солнце даже не было красным, несмотря на то, что быстро садилось. Он слышал в трубке дыхание Ханны. Смотрел на стрелку, указывающую в сторону родильного отделения. Усталая мать толкала тележку со своим новорожденным мальчиком, с каким-то отсутствующим, но напряженным выражением лица жуя плитку шоколада. Мальчик, как и Нильс, смотрел на солнце — кто знает, о чем он при этом думал. Со стороны все выглядело так, как будто деревья в парке несли солнце на своих плечах, так что зрелище походило на похоронную процессию. Умирающее солнце уносили на запад.
Лифт сообщил о своем прибытии звуком, который услышал бы даже глухой.
— Я в лифте, спускаюсь.
— Хорошо. Ида Хансен, сорок восемь лет, акушерка. Быстрее.
Нильс нажал на отбой.
68
68
Самое подходящее определение для цвета резиновых сапог сестры Магдалины было «кислотно-розовый». Томмасо улыбнулся, глядя, как она шагает от церкви Мадонна деллʼОрто. Северная часть города находилась чуть ниже уровня остальных районов, поэтому быстрее заполнялась водой.
Он окликнул ее: